А вообще-то охотится и всякое такое, ну дикарями быть и вообще, наверное, адски интересно.
У.Голдинг «Повелитель мух»
Кумиром левого художника почти всегда является дикарь – сознательный пролетарий, угнетенный негр или моджахед – особой разницы нет. Механизм действует один и тот же.
Отношения же левого художника с объектом своего обожания описан в одном красочном эпизоде, пожалуй, единственном впечатляющем фрагменте романа английского левака Стюарта Хоума «Отсос» (перевод Ильи Кормильцева).
«Дай я у тебя отсосу, - умолял Майка, подбежавший к нему студент последнего курса художественной школы.
- Давай скорее, - скомандовал ему Майк. – Засунь его к себе поглубже в горло, пока он не встал.
Студент художественной школы сделал так, как ему велели… Стоя на коленях и отсасывая во время бунта, мальчик чувствовал себя великаном. И своим внутренним взором представлял себе, как работает над серией картин о лучших днях Восстания в Хэкнее».
В этом коротком эпизоде вся суть левого художничества. Отсасывая во время бунта, чувствовать себя великаном.
Левый художник почти всегда стремится к уничтожению сложностей,
которые собственно и обеспечивают человеческую свободу. «Я имею право на телефонный звонок, я имею право на адвоката…». К чему все
это когда перед нами изверг рода человеческого.
«Прекрасен мир людей в масках! Никто не застрахован от удара ломом по голове. Но ведь никому не заказано и самому использовать тот же лом. Это ли не равенство» - пишет один из идеологов русских левых Алексей Цветков. Очень емкая и правильная формула.
Вспомним также, что объектом вдохновения для лидера битников Уильяма Берроуза был «старец с горы Аламут» Хасан Ибн-Саббах, легендарный руководитель тоталитарной исламской секты, подготавливавшей анонимных убийц-душителей (прообраз нынешних «шахидов»). Ибн-Саббах для Берроуза тоже был воплощением «свободы». До такой степени, что Берроуз даже часто подписывал свои письма этим именем.
«Свобода…» Свободным мир левого художника кажется лишь со стороны. На самом деле все жестко регламентировано. Не следует забывать, что Казимир Малевич был основателем не только супрематизма, но и одной из первых тоталитарных сект. Почему из Витебска и не получилось настоящего центра современного искусства, дело не во внешнем давлении правительства, а во внутреннем гнетущем духе школы Малевича. Цензура внутри левого сообщества сильна и не терпит отклонений. Потому Марк Шагал рисовавший безыдейных летающих евреев оказался не ко двору. Отсюда легкий переход левого художничества в ряды тоталитарных партий. Эволюция Тристана Тцары, созданием дадаизма стремившегося упразднить ненавистную сложность мира, приведшая его затем в ряды сталинистов закономерна. Источником вдохновения дадаисты, кстати, видели творчество примитивных народов.
Левый художник почти всегда латентный или явный пассивный гомосексуал. Разнуздание дикаря, зверя и мазохистическая сладость слияния с ним – один из движущих мотивов творчества.
«Мы же дрожим у себя в камерах, поющих и стенающих от навязанного им наслаждения, потому что при одной только мысли об этом гульбище самцов мы кончаем, как если бы нам было дано увидеть гиганта с раздвинутыми ногами и напряженным членом» – так Жан Жене воспринимал нацистскую оккупацию Парижа.
А почему так много гомосексуалов, склонных к садомазохизму, оказалось в рядах коммунистических партий – от Георгия Чичерина до Гора Видала? Да все тоже - тяга к разнузданию пролетарских самцов. А русские революционерки типа Ларисы Рейснер или Александры Коллонтай, которых тянуло к «матросикам»?
Левые всегда сгруппированы – творят коллективно. Правые художники – почти всегда индивидуалисты, левые оставили после себя железобетонные кирпичи школ и направлений – «измов». И в отличии от леваков всегда беззащитны перед идеологическим прессингом. Вся пресловутая политкорректность в ее нынешнем виде, фильмы, в которых «цветные» преподают белым варварам уроки добра и терпимости, вываленные в большом количестве на мировые экраны, всевозможные штудии «искусств» народов мировой периферии – все это происки левых.
Самый легкий способ стать изгоем в цивилизованном мере – назвать дикаря– дикарем. Орды неомарксистов, постколониалистов, ориенталистов стоят на страже, огромные средства западных налогоплательщиков уходят на содержание этих культурных шарлатанов.
«Европа должна признать, что нуждается в иммигрантах. Поэтому она должна к ним приспособиться и быть готовой к ним. Радикальные правые в Европе, которые из-за своего страха перед будущим в основном нападают на черных, этого еще не осознали. Все демократы должны им объяснить, что иммигранты – часть нас всех. И что их присутствие является желанным. Для этого необходимо фундаментальное согласие (каково!-С.К.) всех демократов. Тот, кто ставит под сомнение такое согласие, прежде всего это касается политиков, поддерживает террористические акты правых радикалов. Он их легитимизирует, вместо того, чтобы четко артикулировать, что они стоят за чертой общества», - это говорит герой революции 68-го года, депутат Европарламента Даниэль Кон- Бендит, комментарии излишни, это уже голос власти.
Примитивные общества – фетиш левого художника. Будучи проявлением сложности развитого общества, левого художника почти всегда влечет к «естественности» дикаря. Это левые художники увидели в диких обитателях европейских колоний людей «равных себе», вложив тем самым бомбы в руки первым «национал-освободителям». Это левые художники ездили в Советскую Россию, подзарядится энергией от разразившейся там грандиозной гекатомбы, жадно впитывая трупный запах хищными ноздрями. Это левые художники восхищались «культурной революцией» в Китае, когда толпы неграмотных озверелых подростков крушили тысячелетнюю культуру. Это левые художники воспели алжирских феддаинов, палестинских террористов, талибов.
Ярослав Могутин собрал очень показательную подборку цитат из высказываний Жана Жене: «О «пантерах» (террористическая организация чернокожих гангстеров в 60-е в США-С.К.): Почувствовать близость к ним меня заставила ненависть, которую они испытывают по отношению к миру белых..."; о палестинцах: "Именно они возводят в самую высокую степень ненависть к Западу..."; об СССР: "Советский Союз всегда занимает сторону слабых, самых обездоленных...", о Франции: "Мизинец самого юного феддаина занимает меня больше, чем вся Европа, а Франция была далеким воспоминанием моей молодости..." и т.д.»
Далее Могутин отмечает: «Однако слава, авторитет Жене не позволяли подвергнуть его остракизму. К тому же, среди его соратников, пусть и немногочисленных, были и Мишель Фуко, и Симона де Бовуар, и Маргерит Дюрас, и Джеймс Болдуин, и другие "левые" писатели и философы с мировым именем».
Можно вспомнить маниакальную страсть к слаборазвитым народам Севера, которую буквально излучали русские революционеры начала ХХ века – народовольцы-евреи Владимир Богораз и Владимир Иохельсон стали крупными специалистами по «культуре» народов Русского Севера, а большевик Яков Свердлов даже прослыл среди дикарей «доктором». Поскольку говорить о том, что «особым» гуманизмом этот «доктор» не отличался не стоит, то ни чем другим, кроме как преклонением перед живущими на уровне каменного века племенами объяснить нельзя. (Владимир Богораз в мемуарах отмечал, что обучился всем шаманским «премудростям», а свои этнографические записки делал оленьей кровью из-за отсутствия чернил).
Подобное влечение свидетельствует о том, что сам левый художник является сам по себе пустым человеком, нуждающимся в наполнении неким смыслом – сложность претит ему, ему манит черно-белый мир дикаря. Что может быть общего у драматурга Жана Жене и арабского урки-террориста? Да, одинаковый тип психологии – Жене и сам всерьез и подолгу сидел в тюрьме. Выше я говорил о том, что левый художник и свобода несовместимы. Свободомыслящим он кажется только со стороны – что является опасным соблазном для творческого молодого человека, отвращаемого от обывательского существования. На самом деле даже поверхностного общения с левым достаточно чтобы ощутить мертвящее чувство тоталитарного мышления, немногим отличающееся от мышления мещанина. В оправдание мещанина – его ограниченность всегда направлена на охранительство НОРМЫ, левый безумно ее хочет уничтожить. Но не ради свободы, а для замены ее еще большей несвободой – властью разнузданного дикаря.
В безумно веселом романе Кристиана Крахта (100-% правого художника) «1979» описана история дегенеративного «левого интеллектуала», вначале нюхающего кокаин в объятом исламской революцией Тегеране, затем ползающего на четвереньках вокруг какой-то священной горы в кампании идиотических тибетских монахов, и, наконец, обретающего успокоение и нирвану в китайском концлагере, где занимается полезным делом - выращиванием опарышей в куче говна, в качестве прибавки к скудному рациону. Блистательная метафора духовной эволюции европейской левой интеллигенции второй половины ХХ века.
Сейчас Европа уже вступила в свой символический 1905 год – альянс исламистов и леваков практически ведет необъявленную гражданскую войну. Убийства Пима Фортайна и Тео Ван Гога в Голландии, беспрерывные вспышки «цветного» террора во Франции и Германии, массовые изнасилования белых женщин в Скандинавии – это реальность современности. И все это на фоне бепрерывных левацких помоев в СМИ, «современном искусстве» и шоу-бизнесе.
Правый художник защищает свободу для самого себя, левый всегда защищает абстрактные права для «иностранных голодранцев», потому что его мазохистическая психология жаждет прихода дикаря с большой дубиной, чтобы посреди всеобщего хаоса и разрушения можно было стать перед ним на колени и вдохновенно присосаться к его эрегированному пенису. Чтобы, наконец, почувствовать себя великаном.
«Прекрасен мир людей в масках! Никто не застрахован от удара ломом по голове. Но ведь никому не заказано и самому использовать тот же лом. Это ли не равенство» - пишет один из идеологов русских левых Алексей Цветков. Очень емкая и правильная формула.
Вспомним также, что объектом вдохновения для лидера битников Уильяма Берроуза был «старец с горы Аламут» Хасан Ибн-Саббах, легендарный руководитель тоталитарной исламской секты, подготавливавшей анонимных убийц-душителей (прообраз нынешних «шахидов»). Ибн-Саббах для Берроуза тоже был воплощением «свободы». До такой степени, что Берроуз даже часто подписывал свои письма этим именем.
«Свобода…» Свободным мир левого художника кажется лишь со стороны. На самом деле все жестко регламентировано. Не следует забывать, что Казимир Малевич был основателем не только супрематизма, но и одной из первых тоталитарных сект. Почему из Витебска и не получилось настоящего центра современного искусства, дело не во внешнем давлении правительства, а во внутреннем гнетущем духе школы Малевича. Цензура внутри левого сообщества сильна и не терпит отклонений. Потому Марк Шагал рисовавший безыдейных летающих евреев оказался не ко двору. Отсюда легкий переход левого художничества в ряды тоталитарных партий. Эволюция Тристана Тцары, созданием дадаизма стремившегося упразднить ненавистную сложность мира, приведшая его затем в ряды сталинистов закономерна. Источником вдохновения дадаисты, кстати, видели творчество примитивных народов.
Левый художник почти всегда латентный или явный пассивный гомосексуал. Разнуздание дикаря, зверя и мазохистическая сладость слияния с ним – один из движущих мотивов творчества.
«Мы же дрожим у себя в камерах, поющих и стенающих от навязанного им наслаждения, потому что при одной только мысли об этом гульбище самцов мы кончаем, как если бы нам было дано увидеть гиганта с раздвинутыми ногами и напряженным членом» – так Жан Жене воспринимал нацистскую оккупацию Парижа.
А почему так много гомосексуалов, склонных к садомазохизму, оказалось в рядах коммунистических партий – от Георгия Чичерина до Гора Видала? Да все тоже - тяга к разнузданию пролетарских самцов. А русские революционерки типа Ларисы Рейснер или Александры Коллонтай, которых тянуло к «матросикам»?
Левые всегда сгруппированы – творят коллективно. Правые художники – почти всегда индивидуалисты, левые оставили после себя железобетонные кирпичи школ и направлений – «измов». И в отличии от леваков всегда беззащитны перед идеологическим прессингом. Вся пресловутая политкорректность в ее нынешнем виде, фильмы, в которых «цветные» преподают белым варварам уроки добра и терпимости, вываленные в большом количестве на мировые экраны, всевозможные штудии «искусств» народов мировой периферии – все это происки левых.
Самый легкий способ стать изгоем в цивилизованном мере – назвать дикаря– дикарем. Орды неомарксистов, постколониалистов, ориенталистов стоят на страже, огромные средства западных налогоплательщиков уходят на содержание этих культурных шарлатанов.
«Европа должна признать, что нуждается в иммигрантах. Поэтому она должна к ним приспособиться и быть готовой к ним. Радикальные правые в Европе, которые из-за своего страха перед будущим в основном нападают на черных, этого еще не осознали. Все демократы должны им объяснить, что иммигранты – часть нас всех. И что их присутствие является желанным. Для этого необходимо фундаментальное согласие (каково!-С.К.) всех демократов. Тот, кто ставит под сомнение такое согласие, прежде всего это касается политиков, поддерживает террористические акты правых радикалов. Он их легитимизирует, вместо того, чтобы четко артикулировать, что они стоят за чертой общества», - это говорит герой революции 68-го года, депутат Европарламента Даниэль Кон- Бендит, комментарии излишни, это уже голос власти.
Примитивные общества – фетиш левого художника. Будучи проявлением сложности развитого общества, левого художника почти всегда влечет к «естественности» дикаря. Это левые художники увидели в диких обитателях европейских колоний людей «равных себе», вложив тем самым бомбы в руки первым «национал-освободителям». Это левые художники ездили в Советскую Россию, подзарядится энергией от разразившейся там грандиозной гекатомбы, жадно впитывая трупный запах хищными ноздрями. Это левые художники восхищались «культурной революцией» в Китае, когда толпы неграмотных озверелых подростков крушили тысячелетнюю культуру. Это левые художники воспели алжирских феддаинов, палестинских террористов, талибов.
Ярослав Могутин собрал очень показательную подборку цитат из высказываний Жана Жене: «О «пантерах» (террористическая организация чернокожих гангстеров в 60-е в США-С.К.): Почувствовать близость к ним меня заставила ненависть, которую они испытывают по отношению к миру белых..."; о палестинцах: "Именно они возводят в самую высокую степень ненависть к Западу..."; об СССР: "Советский Союз всегда занимает сторону слабых, самых обездоленных...", о Франции: "Мизинец самого юного феддаина занимает меня больше, чем вся Европа, а Франция была далеким воспоминанием моей молодости..." и т.д.»
Далее Могутин отмечает: «Однако слава, авторитет Жене не позволяли подвергнуть его остракизму. К тому же, среди его соратников, пусть и немногочисленных, были и Мишель Фуко, и Симона де Бовуар, и Маргерит Дюрас, и Джеймс Болдуин, и другие "левые" писатели и философы с мировым именем».
Можно вспомнить маниакальную страсть к слаборазвитым народам Севера, которую буквально излучали русские революционеры начала ХХ века – народовольцы-евреи Владимир Богораз и Владимир Иохельсон стали крупными специалистами по «культуре» народов Русского Севера, а большевик Яков Свердлов даже прослыл среди дикарей «доктором». Поскольку говорить о том, что «особым» гуманизмом этот «доктор» не отличался не стоит, то ни чем другим, кроме как преклонением перед живущими на уровне каменного века племенами объяснить нельзя. (Владимир Богораз в мемуарах отмечал, что обучился всем шаманским «премудростям», а свои этнографические записки делал оленьей кровью из-за отсутствия чернил).
Подобное влечение свидетельствует о том, что сам левый художник является сам по себе пустым человеком, нуждающимся в наполнении неким смыслом – сложность претит ему, ему манит черно-белый мир дикаря. Что может быть общего у драматурга Жана Жене и арабского урки-террориста? Да, одинаковый тип психологии – Жене и сам всерьез и подолгу сидел в тюрьме. Выше я говорил о том, что левый художник и свобода несовместимы. Свободомыслящим он кажется только со стороны – что является опасным соблазном для творческого молодого человека, отвращаемого от обывательского существования. На самом деле даже поверхностного общения с левым достаточно чтобы ощутить мертвящее чувство тоталитарного мышления, немногим отличающееся от мышления мещанина. В оправдание мещанина – его ограниченность всегда направлена на охранительство НОРМЫ, левый безумно ее хочет уничтожить. Но не ради свободы, а для замены ее еще большей несвободой – властью разнузданного дикаря.
В безумно веселом романе Кристиана Крахта (100-% правого художника) «1979» описана история дегенеративного «левого интеллектуала», вначале нюхающего кокаин в объятом исламской революцией Тегеране, затем ползающего на четвереньках вокруг какой-то священной горы в кампании идиотических тибетских монахов, и, наконец, обретающего успокоение и нирвану в китайском концлагере, где занимается полезным делом - выращиванием опарышей в куче говна, в качестве прибавки к скудному рациону. Блистательная метафора духовной эволюции европейской левой интеллигенции второй половины ХХ века.
Сейчас Европа уже вступила в свой символический 1905 год – альянс исламистов и леваков практически ведет необъявленную гражданскую войну. Убийства Пима Фортайна и Тео Ван Гога в Голландии, беспрерывные вспышки «цветного» террора во Франции и Германии, массовые изнасилования белых женщин в Скандинавии – это реальность современности. И все это на фоне бепрерывных левацких помоев в СМИ, «современном искусстве» и шоу-бизнесе.
Правый художник защищает свободу для самого себя, левый всегда защищает абстрактные права для «иностранных голодранцев», потому что его мазохистическая психология жаждет прихода дикаря с большой дубиной, чтобы посреди всеобщего хаоса и разрушения можно было стать перед ним на колени и вдохновенно присосаться к его эрегированному пенису. Чтобы, наконец, почувствовать себя великаном.