Мне слава нужна для дела -
Давно я о нём молчу,
Всё во мне накипело.
Я в морду им дать хочу.
Мне слава нужна для силы,
Как молоту нужен пар.
Чтоб крепче я им влепил бы.
Чтоб тёрже был мой удар.
А. Зиновьев, «Зияющие высоты» .
Некоторое время назад (12.03.08) на радиостанции РЭКА Михаил Гильбоа провёл круглый стол с участием проф. М. Азбеля, Др. А. Шаинской[2], политолога З. Ханина и автора данной заметки на тему «Учёные и политика». Дискуссия, как следует из необъятности предложенной темы, касалась множества вопросов. Увы, как обычно, наиболее существенные соображения приходят на лестнице, когда уходишь из гостей домой. Данная дискуссия не стала исключением, а потому я решил коснуться дополнительно пары затронутых в ней вопросов.
Один щекотливый вопрос был – есть ли место для «политработы» в студенческой аудитории, среди преподавателей, в университете вообще. Ведь университет – место приобретения знаний, а потому там не место для политических дрязг и склок, тем более, односторонней пропаганды своих взглядов в студенческой аудитории. Вторым, для меня неожиданным, был вопрос о правомерности использования научных регалий как своего рода дополнительного (по умолчанию) аргумента в споре на политические темы. Тем более, что в сегодняшних демократических странах существует правило – один человек – один голос, вне зависимости от личных достижений его обладателя. Уборщик мусора, учитель, крупнейший учёный, великий музыкант – все имеют как будто равные права и возможности.
Начну с правомерности использования регалий,
в контексте дискуссии – научных. Считаю, что учёный не только может, он обязан
их использовать, поскольку это увеличивает вес его суждений. Спрашивают всегда у авторитета: местного, в масштабах
семьи, школы, ВУЗа, и от него ждут ответа. Общие, принципиальные для страны и
мира вопросы задают не узким специалистам – по политике – политологу, по
медицине – врачу. На общие вопросы всегда ждут ответа от общего авторитета,
даже при яснейшем понимании того, что авторитет этот накоплен вне конкретной
обсуждаемой проблемы. Хорошо помню, какую роль сыграла в своё время подпись
балерины М. М. Плисецкой под письмом, возражающим против реабилитации Сталина.
Нередко людей возмущает, что лауреатов Нобелевской премии дотошные журналисты
интервьюируют по широчайшему кругу вопросов, как правило, вне области,
непосредственно связанной с причиной их награждений.
Достижение в науке,
искусстве, культуре, даже в спорте, говорит о наличии определённых черт
характера и интеллекта, что делает общие суждения человека, имеющего конкретные
достижения интересными, хотя, разумеется, вовсе не гарантированно правильными.
Отмечу, что научный
авторитет, регалии придают вес суждениям и в глазах политиков, вплоть до самого
высокого ранга. Именно научный авторитет позволил академику П. Л. Капице
безнаказанно охарактеризовать в письме Сталину всесильного тогда, в далёкие
сороковые, Берию нелестным эпитетом «сатрап». Известные люди способны влиять на
политику – тому много примеров, в том числе печальной памяти «миротворчество»
известнейших лево-радикальных израильских писателей, А. Оза, А.-Б. Иегошуа, Д.
Гроссмана. Слабость правых в Израиле во многом определяется неспособностью их
политиков эффективно использовать именно регалии своих выдающихся
сторонников-интеллектуалов для обоснования выбранной системы действий.
Теперь коснусь
уместности политических дискуссий в аудиториях. Вне зависимости от мнения
участников круглого стола, эти дискуссии идут, и шли всегда. Не случайно
студенты, преподаватели издавна были наиболее активной группой участников
манифестаций, антиправительственных беспорядков и т.п. Комбинация определённой
грамотности, молодости, наличия заметной доли свободного времени формирует
социальную активность. Очевидно, что старших школьников и студентов интересует
мнение их учителей, научных менторов не только в области специализации
последних, но и в широком диапазоне социально-общественных проблем. Было бы
странным, если бы «менторы» не пользовались студенческой аудиторией для
пропаганды своих воззрений.
В этой связи уместно
вспомнить деятельность научных работников «левого» фланга, таких как проф.
Йешаяху Лейбович, крупного биохимика, который открыто проповедовал свои
политические взгляды, читая студентам Еврейского университета курс истории
науки. Его взгляды, особо ярко проявившиеся в оценке происходящего в Израиле
термином «иудео-нацизм», хорошо иллюстрируются таким примечательным
высказыванием: «В еврейской традиции не найти восхищения сражаюшимся человеком.
... Члены СС, которые командовали в Аушвице, Майданеке и Треблинке – разве они
не были героичны в бою? ... С каких пор похвалой человеку служит героизм в
бою?»[3].
Подобные соображения, высказываемые весьма авторитетным в своей области человеком,
влияли на моральный дух студентов, воспитывая в них стыд, а не гордость, за
победы Израиля в навязанных ему войнах, разлагая боевой дух Армии Израиля.
Проф.Лейбович далеко не
единичный или уникальный пример такого влияния. По сути, открыто осуждал службу
солдат Армии обороны Израиля на «оккупированных территориях» в разгар недавней
террористической войны против Израиля и профессор Еврейского университета М.
Циммерман. Таким образом, влияние на студентов оказывается, причём весьма
сильное и в основном – левостороннеее.
Разумеется, не следует
превращать аудиторию или класс в арену преимущественно политической активности.
Однако всегда есть внеучебные минуты для ответов на вопросы и выражение мнения
по поводу важного события. Уходить от острых дебатов – со своими коллегами и
студентами – означает предоставлять одностороннее преимущество левым и
ультралевым лицам и организациям, типа «Бецелема», где одним из руководителей
является участник «круглого стола» Др. Шаинская.[4]
Смолоду помню потрясший
меня рассказ о том, как у учителя древней латыни в пражской школе, верного
служению высшим моральным принципам давно ушедшего, а потому казавшегося
идеальным, времени, ученики спросили после убийства в 1942 британскими агентами
«протектора Богемии и Моравии», гитлеровского сатрапа Р. Гейдриха – как он к
этому относится. Старый учитель понимал смертельную опасность честного ответа
на этот вопрос. И, тем не менеее, опустив голову, он внятно сказал: «С точки
зрения высшего принципа - убийство тирана – не преступление!». А когда поднял
голову, то увидел вставший перед ним класс.
Приведу пример ситуации
из собственной практики, совершенно несопоставимый по степени опасности,
которой я подвергался, по сравнению с описанным выше случаем. На лекции по
физике, где было примерно полтораста студентов, один спросил меня в тот период,
когда академика Сахарова лишили наград и выслали в Горький: «А правда ли, что
Сахаров выдохся как учёный, а потому занялся политикой?». «Нет»,- ответил я,
«он регулярно публикует одну-две статьи в год в Журнале Экспериментальной и
Теоретической физики, притом научно весьма интересных. Это лучше, чем у многих
других академиков». В двух словах я рассказал о сути работ. И сказал также:
«Политические взгляды Сахарова расходятся с позицией руководства СССР, что
послужило причиной лишения его звания трижды Героя Социалистического труда», но
никак позицию Сахарова не осудил, что тогда было модно. Студентов ответ, видно,
устроил и происшествие не имело никаких последствий.
Весьма расхоже мнение о
том, что учёный, в особенности крупный, начинает заниматься политикой, лишь
потеряв способность заниматься наукой. Думаю, что это не верно. Люди эти
нередко жертвуют в определённой мере наукой, уделяя часть своего времени и сил
проблемам общественным. В этой связи за круглым столом упомянуто было имя и
Эйнштейна, и Сахарова, ставшего крупнейшим общественным деятелем мира конца 20го
века. Примечательно, что проф. Азбель деятельность Сахарова в помощь
«отказникам», боровшимся за права выезда из СССР, упомянул как особо важную. Но
ведь для Сахарова она была лишь элементом общей борьбы за права человека.
Замечу, что его общественная роль была не в последнюю очередь столь большой
из-за высоких академических регалий, которые автоматически придавали (и
придают) большой вес суждениям.
Именно наличие
Нобелевской премии позволило профессору Еврейского университета. Р. Ауману
донести до широкой публики и власть имущих соображения о том вреде, который
наносит Израилю лихорадочная активность «миротворцев», объясняемая ими тем, что
проблему примирения с палестинскими арабами надо «разрешить срочно», что
«нельзя сидеть, сложа руки», и вообще «так дальше жить нельзя». Этой истерике
миротворчества должно противостоять ясное понимание невозможности срочно
разрешить проблему «арабо-израильского конфликта»[5]
- ни к концу этого года, ни даже следующего, ни в рамках какой-нибудь «дорожной
карты» или «женевской инициативы», ни вне их. А отсюда, из такой точки зрения,
следует совершенно отличная политика, вовсе не вреднейшая для Израиля идея
«территории в обмен на мир» или лишённый смысла и выполнимости «обмен
территориями и населением», но нечто простое и естественное, что уместно
обозначить как «мир в обмен на мир».
Разумеется, подобные
точки зрения высказывались и другими, в том числе и автором данной заметки. Но
громко зазвучали они с высоких трибун именно благодаря авторитету лауреата
Нобелевской премии Р. Аумана.
С огромным интересом не
раз слушали участники международных конференций по физике элементарных частиц и
Советы Управляющих крупных корпораций лекции профессора Хаима Харари, бывшего
много лет президентом Института Вейцмана, о том, что на самом деле происходит
на Ближнем Востоке[6]. В его
лекциях ситуация рассматривалась как элемент третьей мировой (террористической)
войны, победа в которой необходима для выживания современной цивилизации, и
требует ясного понимания того, «кто есть кто» в этом кофликте. Рассматривать
террористов и их жертвы как «две противоборствующие стороны конфликта» не
только аморально, но и крайне опасно. Несомненно, что особый вес высказываниям
Харари придал тот факт, что он - крупнейший и известнейший физик.
В ходе круглого стола
проф. Азбель также сказал: «Я хочу, чтобы другой имел те же права, что и я!»,
имея в виду, в том числе и право на открытое выражение своего мнения. Это
звучит очень демократично и крайне привлекательно. Позволю себе, однако, с ним
не согласиться: не должно быть равного права, к примеру, учёному и убийце с
помощью радио и ТВ воспевать каждому свою профессию и род занятий. Противная
точка зрения приводит, в применение к Израилю, к тому, что экран заполняют
«президенты, премьеры, министры» автономии, чьё место в тюрьме, а не в уютном
кабинете. А ведь должно быть - каждому – своё.
Мирон Я. Амусья,
профессор физики
Иерусалим