Maof

Sunday
Dec 22nd
Text size
  • Increase font size
  • Default font size
  • Decrease font size

Рейтинг: 5 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активна
 
{nomultithumb} "Вы заходите на заседание комиссии Кнессета и вдруг обращаете внимание, что журналисты сидят в первом ряду на местах депутатов и даже на месте председателя комиссии", - рассказывает депутат Даниэль Бен-Симон (Авода). - "Председатель просто отчаялся и не потребовал от них освободить места. Я немедленно заявил, что не буду участвовать в заседании, если журналисты не будут сидеть на местах, предназначенных для прессы. Председатель комиссии высказал мне озабоченность, что если сгоним их, то они не напишут о нас. Но пока они не убрались с мест депутатов, я не согласился".

Выводы Бен-Симона из этого и подобных случаев – тяжелые. "Есть безжалостная конкуренция за руководство государством между журналистами и политиками. Они, журналисты, чуть ли не отбирают у нас места. Они уже перестали задавать вопросы, они только дают ответы и комментируют действительность, как будто они поскей Галаха. Скромность бежала от них, поэтому я больше не уважаю их".

Еще недавно числился Бен-Симон среди журналистов, которых он сейчас называет "они". Теперь он воюет с ними со всей силой. Уголки его рта немного округляются в ироничной полуулыбке, пока он продолжает "зачитывать обвинительное заключение": "Журналист, который должен быть посредником между политиком и обществом, сдвинулся в сторону силовой позиции. Если журналист хочет управлять государством, пусть уволится и вступит в партию. Он не может управлять государством без ответственности, требуемой от политика, не платя за ошибки".

"Дно насильственных СМИ"



Бен-Симона я встречаю в его канцелярии после заседания в комиссии по образованию по вопросу насилия в среде молодежи. Вначале сетует депутат на нынешнюю молодежь, но очень быстро переходит на тему войны, ведущейся между политиками и журналистами, и искренне рассказывает и о битве в его душе между Бен-Симоном-публицистом и Бен-Симоном – свежим депутатом Кнессета, который обнаружил, что "то, что видно отсюда, не видно оттуда".

"Журналист, который во мне, безжалостно преследует политика", - рассказывает он. – "Все, что я делаю, вытекает и из журналиста, который во мне. Я не могу разделить их. Нет тут "двух государств для двух народов", это один человек. В качестве журналиста я задаю вопросы, как делал всю жизнь. В Кнессет я пришел, чтобы дать ответы, но теперь у меня лишь еще больше вопросов.
Спустя более года после решения стать политиком я больше знаю и полон размышлений в отношении формирующих историю и пишущих историю. Я думал, что роль журналиста – рассказать о произошедшем, быть черновиком книг по истории, а роль политика – формировать действительность. Я спросил себя: зачем мне рассказывать о событии, если я могу создать его, сформировать его и пусть другие пишут о нем? Я был поражен, обнаружив, что журналисты не пишут черновик истории – это они изобретают и придумывают рассказ".

- 25 лет Вы писали в газетах "Давар" и "Гаарец" и только сейчас обнаружили это?

- Да. Для меня это было драматическое открытие. Я был публицистом "внутренних страниц", не новостных. Я никогда не должен был бегать за информацией, поэтому не проводил время в канализации этой профессии. В качестве члена Кнессета я обнаружил джунгли репортеров, которые едят один другого. Дно насильственных СМИ".

- Проиллюстрируйте примером.

- Корреспондент может сидеть на заседании комиссии и вдруг начать мешать выступающему: "Минутку, повторите еще раз, что Вы сказали, я не успел записать". Я был свидетелем ситуации, когда журналист набросился на высокопоставленного министра, потому что тот не передал ему информацию. Он ругал и сквернословил, угрожал: "Ты заплатишь мне за это, я еще трахну тебя, ты конченый у меня". И что ответил министр? Почти со слезами он просит прощения у журналиста. Как он не спустил его с лестницы? Это пример путаницы ролей, конкуренции за руководство государством. Тот, кто голосует, не знает, что мандаты его партии, в сущности, в кармане журналиста.

Бен-Симон попал в подобную ситуацию в начале ноября, когда пришел на идеологическую конференцию "Демократической трибуны" – движения, которое создают "бунтовщики" в Аводе. "Журналисты звонили мне и угрожали мне, потому что я не сообщил им заранее о моих планах. Я вытерпел нападки, разговоры в духе "Как ты не сказал мне, что собираешься идти туда? Все. Ты конченый у меня с этого момента".

Депутат Ури Орбах (Байт йегуди), еще один из тех, кто перешел из журналистики в политику, говорит, что не сталкивался с угрозами со стороны журналистов и тем более с такими, которые описывает Бен-Симон. "Возможно, я более равнодушен к давлению СМИ", - говорит он. Вместе с тем, Орбах признает, что у журналистов есть драматическое влияние на Кнессет. "Зачастую депутаты ведут себя, чтобы удовлетворить журналистов. Закон Эдельсона, например, отличный пример этого (прим.перев. – Шелдон Эдельсон, американский еврейский миллиардер, создал в Израиле центристскую газету "Исраэль а-йом", подрывающую позиции почти монопольно правящих левацких СМИ. Подан законопроект, запрещающий иностранному гражданину владеть большей частью акций в гезете). У СМИ есть влияние и на настрой законодателя. Депутаты знают какие законопроекты удостоятся заголовков, и поэтому подают их. В этой ситуации "эйн цадик ве-тов ло" (т.е. праведники страдают). Вы можете годами работать над важным и нужным законом, но в СМИ будет упомянут только ляп, который Вы допустили несколько лет назад.
Есть большое различие между деятельностью и ее освещением, потому что журналисты интересуются сенсациями и трюками, а не кропотливой работой. Я сформулирую это так: журналисты не руководят страной, но у них есть чересчур большое влияние на руководство страны. Возьмите, например, историю с детьми иностранных рабочих, "биометрические удостоверения" и т.д. В моих глазах, это не самые важные темы, но СМИ, которые ведут себя иногда как либеральное стадо, уверенное, что хорошо, что нет, преуспели превратить их в самые горячие темы. Каждый, кто высказывает свое мнение по этим вопросам, сортируется как поддерживающий демократию или диктатуру".

"У коммерческих СМИ", - говорит Орбах, - "есть возможность устраивать кемпейны в пользу определенных тем, доказательство - сделка Шалита. "Трудно выйти против кемпейна, Ваш голос будет проглочен. Настоящую действительность общество видит через фильтры. СМИ – это "альтернативная действительность", но они решают во многих случаях, потому что это то, что публика получает".

- Вы создавали гимики, чтобы получить освещение в СМИ?

- Один раз, когда обратился с трибуны Кнессета к французскому президенту по французски. Это был легитимный и релевантный гимик.

- Есть депутаты, про которых Вы в Вашем журналистском прошлом говорили острые вещи, и они помнят это?

- Конечно, есть. Мое счастье, что я не помню. Я не думаю, что пил кровь политиков. Даже если говорил острые слова – всегда оправданно – это не было лично против того или иного политика.

Накормить Молоха

Возможно, различие между впечатлениями Орбаха и Бен-Симона следует из чувствительной позиции, в которой находится последний. Со времени создания правительтва Нетаниягу Бен-Симон находится под давлением политиков и атакой журналистов, требующих от него решить – остается ли он верным "фракции Барака", входящей в коалицию, или переходит к "бунтовщикам" Аводы и предоставляет им возможность создать самостоятельную фракцию.

- Так где Вы на самом деле?

- Я дружен со всеми. Всего-навсего заскочил с семейным визитом к "бунтовщикам", - говорит Бен-Симон, еще не понявший, что политик не растрачивает время на визиты вежливости. – Я еще не могу сделать выбор. Дайте мне время узнать, подумать, посомневаться. Почему все должно быть сенсационно, не по делу? Дела требуют времени и глубокого обсуждения.
Я вступил в самую трудную партию в Кнессете. В семью, находящуюся на грани внутреннего распада. У меня не было медового месяца. Я еще не успел выучить своб роль, и уже вынужден был решать с кем идти – с папой или мамой. Я все годы развивал для себя миф о партии, создавшей государство. Перед тем, как вступил в партию, думал, что фильм еще не начался. Я сейчас выясняется, что я вошел в поезд на последней остановке.

В отличие от опытных политиков, свежий депутат раскрывает тайны своей души перед корреспондентом и смеется над своей открытостью. Эхуд Барак уже просил его сделать усилие быть больше политиком – т.е. думать перед тем, как говорить. Это случилось после высказывания Бен-Симона о сделке Шалита. Но и сегодня Бен-Симон говорит без фильтров и без советников по пи-ару. "Такой уж я", – смеется он.

В канцелярии Бен-Симона нет батареи советников и нет дипломированного пресс-секретаря. Всю работу проделывает Оделия – молодая парламентская помощница. "Я не обращаюсь к журналистам по своей инициативе", - проясняет депутат, возможно, с наивностью новичка, а возможно, привилегией обладающего глубокими связями с представителями СМИ. – "Я также не посылаю им пресс-релизы, кроме одного случая – заявления об увольнении с должности председателя фракции Аводы.
Журналисты делают себе легкую работу путем подрыва легитимности Кнессета. Они превращают Кнессет в самое ужасное место в мире и подготавливают почву для выбора "сильного человека", который поведет страну без избранного парламента. Они ведут преследование вплоть до уничтожения за каждую глупость и мелочь в жизни депутатов".

- Например?

- В первую неделю в Кнессете у моей парламентской помощницы пропал конверт с 200 шекелями. Я сообщил об этом одному из охранников Кнессета. Через несколько минут начались звонки от журналистов, потом был заголовок: "Конверт с деньгами украден из канцелярии Бен-Симона". Что случилось? В итоге мы нашли конверт в куче бумаг. Тому охраннику я сказал, что потерял доверие к нему.
Мне не нравится, что журналисты раздают оценки. Я был приглашен на интервью, и в промо перед этим ведущий сказал об одном депутате, что тот полный ноль. Я сообщил им, что не буду сидеть в студии, где так говорят об избранниках общества. Ведущий извинился в прямом эфире и я остался. Что это? 24-летний журналист так говорит? Кто он вообще? Я никогда не писал таких вещей о ком бы тот ни было, тем более, о депутатах Кнессета. Еще пример: Надав Пери, не запинаясь, сказал на телеканале, транслирующем из Кнессета, что партия Авода – это помойка израильской политики. Как ребенок, лишь недавно закончивший службу на армейском радио, осмеливается так говорить о партии, которая все же что-то сделала для государства? Помойка?"

По сравнению с душевной бурей Бен-Симона пытается Орбах внести сбалансированную пропорцию: "Тот, кто приходит в политику, должен знать, что таковы правила игры, и не плакаться. Я не хотел бы представлять себе политику без прессы. Нужно понимать, что из самой роли СМИ, как освещающих политику, следует, что они должны быть на арене, а вне ее. В этом весть секрет. Я не был поражен этим, но я признаюсь, что обнаружил, что у СМИ есть влияние, большее, чем я предполагал ранее, и это вызывает размышления. Нужно также успокоить: СМИ все еще не правящий деспот, а бы определил их как своего рода Молоха. Надо все время подкидывать голодному Молоху хвороста, чтобы он не плакал".

"Я не манекенщица"

Канцелярия Орбаха украшена фотографиями и постерами со всех станций, которые этот талант прошел по пути сюда. Пейзаж, видимый из окна йешиват-эсдер в Кирьят-Шмоне, где он учился, его фотография в кемпейне "Цав пиюс", карикатура с особенно большим носом в рекламе телеканала "Тхелет". Это лишь иллюстрирует, с точки зрения Орбаха, что нет дихотомии между миром СМИ и миром политики. Его вторая карьера – прямое продолжение первой, где он был авангардом "дос-махмад" (приятного доса) в СМИ.

"Люди спрашивают меня: где ты, куда исчез?" – рассказывает Орбах. – "Они привыкли годами, что я часть пейзажа СМИ. Даже если они не были постоянными слушателями передачи "Последнее слово", они знали, что я там. Мое присутствие в СМИ теперь не меньше, но разбросано по разным каналам.
В качестве депутата Кнессета есть большее значение у того, что я говорю или пишу. В качестве публициста я мог писать вещи и они не вызывали даже слабого эха, сегодня это вызывает слабое эхо. О чем это говорит? У моей позиции теперь больше значения.

- По слухам, Вы разочарованы.

- Глупости. Я работаю более плодотворно, чем когда бы то ни было, и совсем не разочарован.

- Спросим по другому: чем Вы разочарованы?

- Нет чего-то драматического, чем я был бы разочарован, может, тем, что дела двигаются медленно. Но я не чувствителен к этому, я йеке (потомок немецких евреев). И я знал, что не все будет происходить так, как я ожидаю. Если есть у меня разочарование, то оно не личное, а разочарование политическое от того, что потенциал религиозного сионизма не находит выражения из-за раздробленности. Религиозная общественность не понимает, насколько политическая сила важна, и в этом вопросе я работаю все время для объединения сил.
Я получаю удовольствие от моей работы и пытаюсь принести пользу. Если бы мне было тут плохо, я ушел бы – ведь это место не соблазнительно для меня с финансовой точки зрения. С профессиональной точки зрения, решение избираться в Кнессет было одним из самых лучших, что я принимал. Хорошо не бояться всю жизнь, дерзать, немного рисковать и менять. Это как переехать с квартиры на квартиру. Удобнее оставаться на том месте, к которому Вы привыкли, но надо дерзать. Большая часть людей консервативнее меня и затрудняются понять перемены. Люди гововят: "В СМИ он был королем, сейчас он один из 120". Но теперь уже есть неплохое представительство религиозных в СМИ. Еще немного и религиозным не на что будет жаловаться – это будет ужасно.
Кнессет – это место для любознательных и творческих людей. Можно сделать тут все – и можно ничего не делать. Я убежден в возможности политических сил принести благо народу".

В отличие от Бен-Симона, у Орбаха есть советник по пи-ару, который, среди прочего, раз в месяц рассылает приятный и забавный коммуникат в духе прежнего Орбаха.

- СМИ поддерживают тех, кто прибыл в политику из их рядов?

Орбах: "Я не думаю, что мне делают поблажки. Также не дискриминировали меня. Мудрость заключается в том, чтобы бороться за "пирог в СМИ", "не портясь" и не поддаваясь соблазнам. У меня есть больше доступа к СМИ, и нет сомнения, что это большое преимущество для депутата Кнессета. Но и у адвоката есть преимущество в возможности формулировать законопроекты, а у мэра есть преимущества в организации и умении задействовать.
Преимущество в доступе к СМИ помогает. Есть много людей, которые могут быть хорошими депутатами и законодателями, но такого доступа к СМИ, как у меня, нет у многих. Ведь те, кто хотели меня в политике, хотели из-за популярности, которая привлекает голоса, хотя ясно, что я не манекенщица. Сегодня голосуют за партию не из соображений выгоды, а из идентификации с ней. Если бы движущими силами выбора были интересантские, то религиозные партии получили бы 20 мандатов. Люди не голосовали за них, потому что они не вызвали чувства идентификации. Это одна из моих задач – вызвать чувство солидарности".

Улыбки не всегда искренние

Ципи Хотовели – отличный пример попутного ветра, который дает карьера в СМИ тому, кто хочет продвинуться в политике. Несмотря на ее молодой возраст, пресупела Хотовели обойти опытных конкурентов и занять впечатляющее место в правящей партии благодаря освещению в СМИ, которое она получила. Она хоть и не была журналистской на полную ставку, но общество познакомилось с ней как с улыбчивой девушкой правых взглядов, стоящей на своем, из программы "Моэцет хахамим" 10-го канала и из других телепередач и публицистической колонки на сайте nrg.

"Мои возможности влияния в Кнессете гораздо больше, чем в СМИ", - говорит Хотовели и улыбка не сходит с ее лица. – "Вместе с тем, мне ясно, что высокопоставленные журналисты могут оказывать большее влияние, чем средний депутат. Иногда очень высокопоставленные журналисты могут превратиться в серых депутатов и потерять всякое влияние.
Я чувствую, что моя принадлежность к правящей партии очень важна. Любое мое движение оценивается главой правительства. У меня не было "дней милосердия" в Кнессете, сразу начались бури. Как сказал премьер-министр, намекая на меня: "У нас есть энергичные депутаты и есть чересчур энергичные". На меня вместе с другими депутатами, составляющими правый фланг в Ликуде, падает тяжелая ноша: представлять все время ясную идеологическую линию, удерживая главу правительства справа. Когда я увидела главный заголовок на сайте Walla: "Обама или Хотовели", я поняла величину ответственности.

Когда Хотовели училась в 10-м классе, она участвовала в семинаре на тему СМИ, организованном молодежным движением "Бней Акива", на котором Орбах выступил с призывом к религиозной молодежи "Лучшие - в СМИ". "Нет сомнения, что этот призыв все еще актуален", - говорит Хотовели. – "Но сегодня надо говорить, в основном, "лучшие – в политику". Я верю, что политика нуждается в людях, которые не приходят туда как дельцы, а из ясной идеологии, политики, которые поднимут престиж Кнессета".

- СМИ лучше относятся к политикам – бывшим журналистам?

- Да. Это видно по отношению к Шели Яхимович и другим. Из-за того, что я была известной, СМИ следили за мной. И опытные депутаты лучше знали меня и хвалили с самого начала. Вместе с тем, я чувствую атмосферу конкуренции, и ясно мне, что не всегда улыбки искренние.

- А Ваша улыбка?

- Я стараюсь оставаться собой и быть искренней, не впадать в головокружение и в стиль политиков. Не пытаться "формулировать мысли", а говорить. Иногда я спотыкаюсь. Я стараюсь не улыбаться фальшивой улыбкой и вместе с тем много улыбаться.

Орбах говорит, что у него нет причины посылать фальшивые улыбки прессе. "Я не ухаживаю за СМИ. Нет недели, чтобы я не отказался участвовать в каком-то мероприятии, освещаемом прессой. Ведь надо и работать, не так ли? Готовиться к заседаниям комиссий Кнессета, например. В моих глазах, проблема в переходе со стороны охотника на сторону, за которой охотятся. В один день ты можешь закончить карьеру. Возьмите, например, Нахмана Шая. Он не сделал ничего плохого, он получил пенсию по закону. Но публика читает заголовок в газете, и с этого дня Нахман Шай запечатлевается в сознании как коррумпированный. Трудно работать, опасаясь, что каждый день может прийти журналист и наброситься на тебя, без всякой причины и повода".

- Если есть у Вас, что-то, о чем Вы еще не рассказывали, то это возможность.

- У меня нет лишних пенсий, я никогда не умел позаботиться о себе. Но я опасаюсь, что узнают, что во 2-м классе я подправил себе оценку по поведению.

По словам Орбаха, депутат получает равные порции славы и позора. "Есть много почета вокруг депутатов. Люди могут расчувствоваться, например, из-за того, что я позвонил в ответ на их звонок. Почет может ударить человеку в голову, если у него нет иммунитета от этого. Также есть много обращений от общественности и приглашений на мероприятия. Нет сомнения, что распорядок дня депутата отличается и гораздо насыщенней, чем обычного гражданина. Вы становитесь общественным достоянием. Нужно помнить, что нельзя удовлетворять всех постоянно, достаточно время от времени удовлетворять часть людей.
Как бы Вы не старались, в один день все может перевернуться. Единственный раз с начала каденции, когда я поехал за границу – экскурсия по свалкам Европы, чтобы изучить тему утилизации – в одной из газет решили проверить, сколько депутатов находятся за границей. Под заголовком "Витающий Кнессет" была и моя фотография. Я не воспринял это тяжело. Есть зависть и попытка изобразить депутатов как группу наслаждающихся жизнью, для которых поездки за границу – это часть работы. Трудно по-настоящему бороться с большой коррупцией, так нападают на депутатов по мелочам. Сейчас, когда мы разговариваем, я не нахожусь на заседании комиссии Кнессета. Завтра может появиться заголовок в газете "Депутаты отсутствуют на заседаниях комиссий". Но несмотря на постоянное опасение, что-кто-то набросится на тебя, я не действую из опасения и не занимаюсь все время своим имиджем. Я не боюсь делать вещи, которые могут вызвать недовольство".

Видно, выпускники СМИ знают хорошо, как маневрировать между провокацией и консенсусом и притягивать внимание прессы к желательным, с их точки зрения, местам. Из опроса, организованного институтом изучения общественного мнения "Маагар мохот" для конференции "Сдерот", следует, что из 4 депутатов, воспринимаемых как самые честные, трое – бывшие журналисты.

"Давайте не будем говорить о Яхимович"

Бен-Симон полагает, что лишь немногие депутаты осмеливаются рисковать и стоять на своем. "Есть депутаты, которые позорно капитулировали перед деспотической властью, превратились в вечных рабов журналистов и делают все, чтобы удовлетворить их. Политик уверен, что без освещения в СМИ его будущее в тумане, поэтому он должен все время лизать журналистам… Я видел унизительные сцены. Депутаты выходят посреди заседания только потому, что получили SMS от корреспондента. Министры звонят журналистам из колонок сплетен и рассказывают о себе только, чтобы их имя появилось в газете. Парламентарии сотрудничают с журналистским ковырянием, как, например, с законопроектом о публичной декларации о капитале всеми депутатами".

- Вы участвовали в инициативе Йоэля Хасона о публикации деклараций о доходах и имуществе?

- Ни в коем случае. Мне нечего скрывать, но, по моему, это согласие депутатов унизить себя, чтобы удовлетворить либидо журналистов. Это стриптиз, постыдный для парламента.

- Шели Яхимович, кстати, принимала в этом участие.

- Давайте не будем говорить о Шели Яхимович.

И Яхимович, видно, не хочет говорить о Бен-Симоне. Мы дважды обратились к ней с просьбой дать интервью для статьи и осветить вещи из более широкой перспективы, которую ей дает больший стаж в коридорах Кнессета. Вначале она согласилась, если кроме нее интервью будет взято только у Орбаха. Когда ей стало известно, что в статье будут цитироваться и другие депутаты, среди них ее товарищ по фракции Аводы Бен-Симон, ответила Яхимович таким образом: "Я устала давать интервью со всем оркестром, поэтому буду вынуждена ответить отказом".

Ницан Горовиц (МЕРЕЦ) также предпочитает отделить себя от ансамбля, точнее – не обсуждать журналистское прошлое. Горовиц отказался разговаривать с нами, а его пресс-секретарь Шай Эвен объяснил: "Он пытается представить себя в качестве депутата, а не как бывшего журналиста. Он отказывается от всех интервью, в которых пытаются копаться в его журналистском прошлом. Он сегодня политик со своей повесткой дня, о которой он может дать интервью. Мы отказываем СМИ, которые еще не привыкли, что он уже не корреспондент".

Ни одного доброго слова

- Где есть больше проявлений дружбы – в коридорах Кнессета или в редакции газеты?

Бен-Симон:
- У меня не было друзей журналистов и почти нет друзей политиков. Это очень индивидуалистичные профессии, в которых есть конкуренция и стремление к успеху. Успех одного всегда за счет другого. В политике есть союзы, а не дружба".

- Например?

- На первом заседании фракции Аводы после выборов я был единственным свежим депутатом, но никто не приветствовал меня. Есть депутат-новичок – пусть кто-нибудь скажет доброе слово, похлопает по плечу, хоть какой-то комплимент с пожеланием удачи. Я вышел оттуда огорченным.
Это израильское отсутствие похвал, требующее исправления, выражается и в СМИ. В 2004г. я удостоился Премии Соколова в области прессы. Никто из газеты не позвонил поздравить меня. Что это? На следующий день я пришел в редакцию газеты "а-Арец" – и ничего, никакого отношения. Я не думаю, что у меня были враги в редакции, и я, кстати, человек раздающий похвалы, старающийся поощрить других, особенно новичков. С этой точки зрения политика и журналистика – почти одно и то же. Конкуренция накладывает туман на лучшие человеческие качества.

- Есть шанс, что Вы вернетесь в журналистику?

- Обрыдло мне. Это не та профессия, как я думал. К написанию я, разумеется, вернусь, но не в СМИ. Буду писать документальные книги"

("Макор ришон" 25.12.2009)


Перевел Моше Борухович
МАОФ

Иллюстрация "Макор ришон"