Что неудивительно - ведь судят обычно по себе. "Профессиональным патриотам" не приходит в голову, что свою страну не "берут" из рук чужих доброхотов - такого в принципе не бывает в истории. Свою страну - берут. Те, кто полагает народ заведомым объектом, кто не понимает, что Родину - всегда - можно получить и отстоять только потом и кровью, что подарков в истории не бывает - объектами становятся. На самом деле Израиль - как и любое другое состоявшееся государство - был создан потом и кровью своих граждан.
"Государство не подается народу на серебряном блюде" - как сказал в свое время Хаим Вейцман, первый президент государства Израиль.
Эти слова послужили эпиграфом к стихотворению классика израильской поэзии Натана Альтермана (1910-1970), чье творчество наложило отпечаток на несколько поколений израильтян. Это стихотворение, известное каждому израильскому школьнику, как раз и говорит о том, кто именно создал Израиль. Думаю, еврейский пример, понимание и знание того, как именно евреям удалось вырвать у враждебного мира свою страну, возродить ее после двухтысячелетнего изгнания и превратить безжизненную арабскую пустыню в современную страну, "текущую молоком и медом", сегодня будет весьма полезен и русским.
...И навстречу ему выйдут
Девушка с парнем
И неспешно пройдут пред народом своим
...
Бесконечна усталость, о покое забыто,
А еврейская юность с них стекает росой.
Молча оба шагнут
И замрут, как убитые -
Без движенья, без жизни - как на посту часовой.
Восхитится народ горемычного жребия,
Спросит: Кто вы? И двое, чья речь вдруг хмельна,
Скажут: Мы... мы и есть то блюдо серебряное,
На котором дается евреям страна.
(Перевод Тамир Зальцман)
Необходимость в таком "серебряном блюде" не исчезает и после обретения независимости. В национальной жизни - если речь идет о живой, полноценной, независимой нации - всегда есть место подвигу одиночек.
Так, в течение нескольких лет после начала так называемого мирного процесса одна из главных еврейских святынь - могила праматери Рахели, жены праотца Яакова, в Бейт-Лехеме (Вифлееме) - была закрыта для евреев. Только после решительных акций гражданского неповиновения доступ туда был вновь открыт.
Поучительно сегодня вспомнить, как именно это произошло.
Вспоминает участница тех событий Хава Шмулевич
Информационные агентства принесли, как всегда, "точное" сообщение: "Подразделения израильской армии и полиции провели операцию по очистке синагоги, расположенной на территории гробницы праматери Рахели, от молящихся женщин, прибывших туда на утреннюю молитву и забаррикадировавшихся в знак протеста против закрытия для евреев доступа на могилу. Как сообщается, убедить женщин добровольно покинуть синагогу пытался бывший депутат кнессета от партии МАФДАЛ Ханан Порат. По словам Пората, командование армии обещало обеспечить безопасность доступа на могилу праматери Рахели в ближайший четверг, в который, согласно религиозной еврейской традиции, отмечается день рождения Рахели".
А вот что было на самом деле.
В связи с приближающимся днем поминовения праматери Рахели группа женщин впервые с начала кризиса провела массовую молитву на могиле Рахели в Бейт-Лехеме. Мы, около 50 женщин плюс дети и младенцы из Хеврона и Кирьят-Арбы, выгрузилась из автобуса на КПП у въезда в Бейт-Лехем в 9:30 утра. Дальше израильскому автобусу никак нельзя - зона мира, не подходи - убьет. Убедившись, что солдаты на КПП не рвутся преграждать нам путь к могиле Рахели, мы двигаемся вперед пешком по знакомой дороге. Арабы вокруг как арабы: у нас таких в городе тысячи. Так сказать, привычное окружение. Странно, но за нами нет "хвоста": солдаты остаются на посту, не проявляя к нам интереса. Они насчет нас не получили указаний. Почему? Ну, видимо, армии не пришло в голову, что здоровый израильтянин в период победившего мира добровольно решится прогуляться по Бейт-Лехему. Пять минут ходьбы - и мы возле синагоги, в которой находится гробница праматери Рахели. Солдаты на входе беспрекословно поворачивают ключик в двери, впуская нас в здание синагоги. Они, полтора месяца не видевшие здесь человека в штатском, тоже не в состоянии предположить, что мы и есть та птица, которая без высочайшего разрешения и без бронежилета долетит (дойдет) пешком до середины Бейт-Лехема. Они же не знают, что мы не здоровые, мы - особые.
Нам надо встретиться с Рахель-имейну (нашей матерью Рахелью) во что бы то ни стало. Судьба не баловала Рахель при жизни, не оставила ее своими "заботами" и после смерти: она похоронена отдельно от своей семьи, покоящейся в Хевроне; ее первенец Йосеф (Иосиф) дважды продан в рабство, второй раз - уже посмертно, но тоже своими братьями. Ее собственная могила в Шхеме в ходе "мирного процесса" тоже была оставлена евреями по указанию евреев же - правителей государства Израиль - "в связи с создавшейся ситуацией". Мы пришли утешить и утешиться, попросить у Всевышнего защиты и спасения в счет заслуг твоих, Рахель. Они (защита, спасение и твои заслуги) нам жизненно необходимы. Особенно "в связи с создавшейся ситуацией". Молитвы, не звучавшие здесь вот уже полтора месяца, льются, льются рекой.
Льются, наверное, час, пока армия не замечает "прокол". Прибегает офицер в сопровождении бравых солдат и хватается за голову: "Вы пришли сюда пешком?!" (Надо же! А по Хеврону мы, можно подумать, на метле летаем.) Знакомимся: мол, оттуда-то мы. Но он "не догоняет": "Здесь опасно! Здесь стреляют!" Эстер заканчивает очередной псалом и взрывается: "Я ему скажу! Нет, я ему скажу сейчас", - и бежит говорить. "Ты знаешь, где я живу?" - "Знаю", - поспешно кивает офицер. "Нет, ты не знаешь! Я живу в караване (так в Израиле называют легкие дома типа времянок), который обстреливается ежедневно с утра, в обед и на ужин! А также всю ночь! И одна пуля пробивает его насквозь, из конца в конец! Да я здесь, за каменными стенами, можно сказать, от пуль спасаюсь!" - бросает она со смехом (аз ох ун вей тому смеху, как говорили наши бабушки). Офицер немеет, и взгляд его красноречив: где вы правы, там крыть нечем, говаривал в таких случаях мой приятель из Одессы.
Автобус в обратный путь заказан на 10:30 - пора возвращаться. Армия счастлива, что вот так запросто можно от нас избавиться. "Сафари" - пуленепробиваемый солдатовоз - уже подогнан и ждет у самого выхода. А что же мы? Ну что же нам делать, если не гонят в шею - уходить, что ли, добровольно?! Вот так вот оставить Рахель - опять неизвестно на сколько?! Выйти отсюда гораздо проще, чем наоборот. Поэтому решаем, что выйдут только те, кто не может остаться. Армия пускает в ход последний аргумент: "Если сейчас все не уедете, потом пешком не выпустим, останетесь здесь". Ой-ой-ой, как страшно. Кто-нибудь им сказал, что ли, что мы собираемся отсюда уходить?
После долгих препирательств "сафари" отчаливает, и мы остаемся, человек десять, не считая грудных младенцев. Мы и сами не знаем, на сколько удастся остаться. На всякий случай предаемся благостным фантазиям: о ночлеге здесь, на лавочках (туалет, так уж и быть, отмоем), об отмене всех предстоящих на ближайшие дни домашних мероприятий в связи с переменой места жительства, о возрождении еврейского ишува в Бейт-Лехеме...
Гениальное изобретение - мобильный телефон! Немедленно связываемся с кем надо "на воле", и вот нас все поддерживают, а депутат кнессета Ханан Порат обещает переслать необходимые вещи: еду, "титулим" - одноразовые пеленки и т.д. - и самое в нашем деле главное - батарейку для телефона.
Воздушные замки построены, распоряжения отданы, мы продолжаем молиться. "Питум-а-кторет" (порядок воскурений в Храме) желательно прочесть в миньяне (кворум из десяти мужчин, необходимый для молитвы). Не успеваем мы начать, и, как по волшебству, в дверях возникает миньян. Все как полагается - с покрытыми головами, внимательно слушают, отвечают "амен". Наш миньян необычен, как и все здесь сегодня: наш миньян в одинаковой синей форме с касками на голове. Теперь наша очередь слушать: "Место, в котором вы находитесь, является закрытой военной зоной". И тому подобное. На сборы - десять минут. В результате молитва продолжается еще час, пока последняя детская коляска, а с ней и мамочка с младенцем не водворяются на вновь подогнанный "сафари". Два часа дня. Мы чувствуем себя совсем как дома: в городе начинается легкая стрельба, летят камни ("голуби мира" - по словам наших детей), слезоточивый газ сводит горло. Нас увозят куда подальше, чтоб не дойти пешком.
Мы вернемся не сегодня, Рахель, но мы еще обязательно встретимся. Твоими
заслугам
Русский Журнал