А вот, не далее как вчера, Вашему покорному слуге снова пришлось лично услышать стоны и звон цепей призрака политкоректности и «обьективности», бродящего не только по Европе, но, как видно, уютно устроившегося и под нашими жаркими небесами.
Место: Британский концлагерь в Атлите для «маапилим» (нелегальных репатриантов 30-40 –х годов, спасавшихся от Гитлера. Ныне- музей.
Время: 8-е июля, 16-00.
Действующие лица: экскурсовод из музея.. (для справедливости – их было двое, речь идет о первом, вещавшем под крышей навеса, где англичане когда-то шмонали и регистрировали постояльцев этого милого отеля с «навязчивым сервисом» (по меткому выражению Высоцкого).
Поскольку слушателями были мы- профессиональные гиды, рассказ включал методические рекомендации. Я бывал там много раз, сам водил экскурсии, и вообще- было жарко…посему, прикорнув в уголке, с переменным успехом вел борьбу с объятиями Морфея, не слишком добиваясь в ней победы.
Из дремы меня вывела фраза: «Имейте в виду! Не позволяйте себе съехать в вашем рассказе на «некитат эмда» (т.е. отождествления себя с определенной позицией)!» Этого хватило, чтобы подсознанию включить будильник на полную мощность.
Грешным делом, я почти угадал, что будет дальше. Почти как пророк Возвопиил из истории про Жихаря («Время Оно») – говоривший, что пророчествовать легко – говори людям гадости, не ошибёшься.
Оказывается – нельзя позволить себе описывать экскурсантам в чёрных красках положение людей в лагере и деятельность англичан – у всех была своя правда. Всех можно понять. И вообще – англичане были люди гуманные, кормили неплохо, вшей морили, нар на всех хватало, уделяли внимание спорту, чтобы зэки были в форме – можно было играть в футбол, гимнастикой заниматься…А рыдания и обмороки, и драки с красноберетными английскими солдатами на бортах пойманных кораблей – это, в основном, для прессы… да и били их солдатики, вытаскивая с кораблей, не так, чтобы уж очень – для порядку и по должности, чтобы уважали закон. Это же не Аушвиц, не Майданек, все-таки, не гетто…
Истины эти открылись нашему пророку, оказывается, из работы с огромной базой воспоминаний здешних узников (они собрали около 20000 карточек) : кто то, конечно, ругает тюремщиков, а кто-то – вспоминает сидение здесь, как лучшие годы своей жизни, годы надежд и первой любви после черноты лет Холокаста. По их словам , «после» – во время Войны 1948 года, в палаточных «маабарот» первых лет Израиля- бывало и хуже, голоднее и холоднее… До – в гетто или концлагерях нацистской Европы – было тоже ХУЖЕ…
Пока я приходил в себя, чтобы задать пару простых вопросов, к сожалению, оратора сменил другой, мы пошли по баракам, в дезинфекционный блок…тут было все уже нормально…а у памятника погибшим в потонувших судах, наконец-то промелькнула давно ожидаемая мной фраза, которая должна была бы быть ключевой и повторяться снова и снова: сам факт лишения свободы человека на его родной земле, особенно после Холокаста, это пытка. Только вот сказано это был, вскользь, разочек, без особого акцента.
Заниматься анализом полной методологической несостоятельности такого подхода, такого обращения с источниками я ту не собираюсь, думаю, что читатели достаточно интеллигентны, чтобы понять сами. Говорить о различии акцентов в сухом академическом исследовании и системе экскурсовод-экскурсанты (особенно для школьников) – тоже ни к чему. Задавать лишний раз надоевший вопрос: «Куда же это мы докатились?» - ни к чему тоже…это видно невооруженным глазом.
Не могу не верить тому, что для кого-то годы в лагере были (особенно, когда об этом рассказывали через 40-50 лет 70-80-ти -(и более)- летние дедушки и бабушки ) темой для ностальгии о молодых годах, о первой попытке ощутить себя не тварью дрожащей, а борцом (море, ночь, схватка, лагерный побег, подпольные группы в бараках, гордое пение Атиквы перед строем полицейских…), о ситцевых платьишках улыбающихся молодух за проволокой в женской половине лагеря… Но какое это все, черт побери, имеет отношение к «объективности» в описании позиции жертвы и плача, врага и «своего»? Как можно позволить потопить в мешанине бессистемных фактов центральную нить темы? Кто ты сам, рассказчик - сын одного из английских тюремщиков или одного из заключенных?
И вообще- вношу предложение сделать днем национального траура 10 октября 1945 года, день побега, когда пара сотен жертв сионистской пропаганды лишились гарантированной трехразовой пайки и казенной бани , оказавшись выброшены в море опасностей и тяжкого труда на выжженой земле Палестины.
А еще…это, к слову: У меня был в 70-е-80-е годы в Крыму хороший знакомый, в чем-то заменивший мне, психологически, рано умершего отца, звали его Лев Исаакович Кая. Еврей- крымчак, умница, великолепный краевед, чудесный человек… За спиной – расстрельный приговор, «марш смерти» вокруг Каспия (выжило процентов 10 от колонны), «десяточка» на Колыме… И вот, однажды, ночью, при желтом свете старой лампы, с остывшим чаем в стаканах, в одной из бесконечных наших бесед с его рассказами, перебивавшихся жутким астматическим кашлем, – он зажмурился, на лице разгладились морщины, появилась улыбка и я услышал : «Миша, знаешь, наверное, в моей жизни самыми лучшим были дни, когда я был «там», в 45, когда меня вынесли из спец.самолета , умирающего, с кавернами в легких – а надо мной было сумасшедшее зимнее Солнце, минус 50, сверкающий снег и голубое небо…никогда я так не ощущал, что такое Жизнь… И сейчас – хотел бы вернуться в молодость…в этот Свет, а еще- я помню Лицо – молоденькой ссыльной, врача в больничке …и ее голос, и руки… (Его судьба… Это особый рассказ – стройке домны (?) нужен был хороший инженер по кислородным машинам…, морозный воздух Севера, желание выжить, и улучшенное питание для «специалиста» , после ада Караганды, голодовок протеста, т и.д. остановили процесс в легких ).
Интересно, предложил бы наш вчерашний знакомец, учесть это рассказ для создания объективной картины сталинской Колымы?
"Живой журнал" mangupli