Уроки истории, как это ни грустно, либо бесполезны, либо омерзительны. Но если добавить немного фантазии, то и из самой грязной истории можно сотворить захватывающий бестселлер. Тем более, что на фоне светлого будущего даже темное прошлое все еще кажется ослепительным. Как улыбка британской королевы. Когда исчезнет Британская империя, историки вдруг обнаружат, что она внесла, по крайней мере, два неоценимых вклада в современную цивилизацию - беспардонную ложь и узаконенный грабеж. Французы, тоже неплохо усвоившие незатейливое правило о том, что кто может, тот грабит, а кто не может - ворует, сами того не подозревая, напомнили миру любимую загадку Аврама Линкольна: "Сколько лап у собаки, если хвост мы назовем лапой?"

Франко-британские отношения никогда не отличались искренней теплотой. Несмотря на подписанное в 1904 году так называемое "Сердечное согласие", формально положившее конец колониальному соперничеству двух держав. Тем не менее, по-настоящему сердечными они так и не стали. Более того, и Лондон, и Париж до сих пор не упускают случая подставить друг друга при первой же возможности. А повод, если его искать, всегда найдется. На днях всплыли документы из сирийских архивов, "случайно" попавшие в руки французских спецслужб и до поры до времени ждавшие своего часа. Они проливают свет на ближневосточную политику Британии 40-х годов минувшего века. И полностью подтверждают подозрения Шарля де Голля, опасавшегося, что Лондон пойдет на все, чтобы окончательно вытеснить Францию из региона.

Но особый интерес вызывает дипломатическая переписка, раскрывающая в том числе и детали секретных соглашений с рядом арабских стран. Так в 1945 году англичане заключили тайный договор с сирийским президентом Шукри аль-Куватли, обещав ему территорию "от Таврских гор и Средиземного моря до пустыни и Египта". Напрочь игнорируя, тем самым, обещанное евреям право на самоопределение. Впрочем, и Париж платил англичанам той же монетой. Осенью 1947 года французы сообщили Давиду Бен-Гуриону о новом британском плане раздела подмандатной Палестины, где еврейскому государству предназначалась лишь узкая полоска земли вдоль побережья между Атлитом и Тель-Авивом.

Еще важней была информация о готовящемся вторжении как регулярных вооруженных сил сопредельных арабских государств, так и диверсионных отрядов вымуштрованных англичанами боевиков. По договоренности с ливанским президентом Бшарой аль-Хури полную свободу действий против еврейских поселений получила, в частности, "Арабская освободительная армия" Фавзи аль-Кавакджи, которого поспешили назвать новым Саладином. Уже тогда французы видели, что объединить арабов может только братская могила. Аль-Кавакджи на дух не переносил клан иерусалимского муфтия Амина аль-Хусейни. Поэтому действовал самостоятельно, демонстративно игнорируя "Армию священной войны", которую возглавлял Абд аль-Кадир Хусейни. Примириться, пусть даже формально, заставили их не британцы, а военные неудачи и поражения.

С декабря 1947 года, то есть сразу после того, как Генассамблея ООН приняла резолюцию №181, проголосовав за второй раздел Палестины, все усилия Лондона были направлены на сколачивание широкой арабской коалиции с целью не допустить создания еврейского государства. Особенно мощное давление оказывалось на египетского короля Фарука I, чтобы заставить его начать войну против Израиля. Король долго колебался, но в итоге вынужден был уступить и приказал готовиться к военным действиям. Несмотря на сильную внутреннюю оппозицию, возглавляемую премьер-министром Мустафой ан-Наххасом. Это была его роковая ошибка. Израиль отстоял независимость. А Фаруку поражение не простили. После военного переворота, осуществленного командующим сухопутными войсками Мохаммедом Нагибом, он вынужден был бежать в Монако. Близорукая ближневосточная политика закончилась крахом и для Великобритании, чья колониальная система буквально на глазах затрещала по швам.

То, что стало достоянием гласности семьдесят лет спустя, не было тайной ни для Давида Бен-Гуриона, ни для Хаима Вейцмана и их соратников по сионистскому движению. Об этом достаточно подробно и аргументированно пишет Рафаэль Гругман в своей новой книге "Жаботинский и Бен-Гурион: правый и левый полюсы Израиля" (Ростов-на Дону, 2014, 398 страниц), которую рекомендую всем, кому по-настоящему интересна современная история Израиля, а не созданные вокруг нее мифы и легенды. Давайте вместе с ним вернемся в победный 1945 год. Фашистская Германия низвергнута. Весть об окончании войны Бен-Гурион встретил в Лондоне. К чувству радости примешивалась горечь. Он знал, что главная его война впереди.
Поскольку Черчилль, клятвенно обещавший Вейцману содействие в создании еврейского государства, в очередной раз грубо обманул его.

Нынешние идейные бомжи, удобно устроившись на свалке истории, вполне успешно отбеливают тёмные страницы прошлого. Реальность же была гораздо суровей. Уже после смерти Франклина Рузвельта один из его ближайших советников Дэвид Найлз признался: «У меня большие сомнения, что Израиль появился бы на карте мира, если бы Рузвельт был жив». То же самое можно сказать и о Черчилле. Но вмешалось провидение. На Потсдамской конференции, где речь шла о послевоенном переустройстве мира, Америку представлял Гарри Трумэн. В Великобритании в это время шли последние приготовления к парламентским выборам. Черчилль не сомневался в победе. И проиграл. Пришлось вместе с Энтони Иденом возвращаться в Лондон.

«Политическая жизнь непредсказуема и напоминает похождения неверных жен и мужей, - отмечает Рафаэль Гругман. - Будучи в оппозиции, лейбористы поддерживали сионистов. В 1939 году они яростно выступили против "Белой книги"; в 1940-м - выразили вотум недоверия правительству консерваторов из-за запрета на продажу евреям земель. В декабре 1944-го на ежегодном партийном конгрессе лейбористы приняли документ, в котором предложили то, о чем сионисты даже не заикались и чего никогда не было ни в одном официальном документе сионистской организации: они высказались за перемещение арабского населения Палестины в соседние страны и за создание в Палестине этнически однородного еврейского государства».

Въехавший на Даунинг-стрит, 10 новый премьер-министр Клемент Эттли раз и навсегда похоронил эти традиции. Отныне сионистское движение для лейбористов превратилось если не во враждебное, то в чуждое явление. И вести с ним диалог, как выразились бы сегодня, все равно что беседовать с автоответчиком. В столь резкой смене партийных приоритетов обычно обвиняют министра иностранных дел Эрнста Бевина. Бывший водитель грузовика, переделавшийся в баптистского проповедника, чтобы стать профсоюзным боссом, и на дипломатическом поприще играл привычную с детства роль никому не доверяющему сироты. Но проблема была, видимо, не только в Бевине. Зримых перемен требовало само время.

Так называемые биологические ритмы свойственны не только человеку. Ими пронизаны любые явления - от молекулярного уровня до биосферы. Это основополагающие "кирпичики" нашей материальной жизни. Всякое поступательное движение немыслимо без временных колебаний. Они не совпадают. Иначе, слившись в резонанс, разрушили бы мир. У каждой страны свой собственный ритм. И, следовательно, график взлетов и падений. Причем одни и те же цифры для кого-то могут быть счастливыми, а другим приносят неудачи и несчастья.

В еврейской традиции особо выделяются цифры "сорок", "пятьдесят" и "семьдесят". Четверка и ее производные означают завершение определенного этапа. Это еще не конечный пункт назначения, а всего лишь некая промежуточная остановка. Отсюда и столько библейских аналогий. Достаточно вспомнить этрог, лулав, ветви мирта и ивы - четыре вида растений и плодов, которые благословляют в Суккот. Сорок суток подряд лил дождь во время Потопа. Сорок дней провел Моисей на горе Синай, изучая Тору. Сорок лет блуждали евреи в пустыне. По сорок лет царствовали Давид и его сын Соломон. Пятерка символизирует целостность Торы, состоящей из 5 разделов, или "Пятикнижия", - Берейшит, Шмот, Ваикра, Бемидбар и Дварим.

И пятьдесят - не просто юбилейный, а священный год. Долгожданный момент, когда освобождали рабов, а утраченные некогда земельные наделы возвращали их первоначальным владельцам. И сегодня, спустя три тысячи лет, народы мира не поднялись до такой высоты. И, наконец, семерка, одновременно дарующая и периодичность, и совершенство. Семь дней Творения, к примеру. Семь нот, семь цветов радуги, семьдесят народов... Ровно семьдесят прожил и царь Давид. Семьдесят - это большой круг, полностью завершенный цикл. Вся история от Сотворения мира - это код с семидесятилетним шагом.

Для чего понадобилась эта арифметика? Многие важные, если вообще не судьбоносные, события происходят на стыке циклов, укладывающихся в сорок, пятьдесят и семьдесят лет. Возьмем, скажем, "Декларацию Бальфура", опубликованную газетой "The Times" в одном номере с сообщением об Октябрьском перевороте в России. Для евреев она имела непреходящее значение. Полвека спустя разразилась Шестидневная война, сыгравшая не менее значимую роль для пробуждения еврейского самосознания. Сейчас на подходе 2017 год. Тоже, будем надеяться, не тривиальный. Отнимем от него семьдесят. Что было в 1947 году? Евреи официально получили право на государственность. А если вернуться на сорок лет назад? Президентскую эстафету принял "позор Америки" Джимми Картер. А с визитом в Иерусалим пожаловал Анвар Садат, изменивший лицо Ближнего Востока, больше напоминавшего объект для внутримышечных инъекций.

Отсчитаем еще сорок лет назад. И опять странные "случайности", непосредственно отразившиеся на судьбе еврейского народа. В январе 1937-го в должность президента на второй срок вступил Франклин Рузвельт. А в ноябре после присоединения Италии сформировалась "ось Берлин-Рим-Токио", ставшая прилюдией к Второй мировой войне. Обычно эти циклы автономны. И даже если взаимосвязаны, то скорее косвенно. Но на этот раз, как видим, они накладываются друг на друга, сходясь вместе в отрезке 2017-2018 годов, что обещает нечто большее, чем простая смена исторических декораций.

Бен-Гуриона это вряд ли интересовало. Он не мог да и не пытался заглянуть на семьдесят лет вперед. У него была другая задача - возродить Израиль. И никто другой с ней бы не справился. Бескомпромиссный Владимир Жаботинский ни за что не согласился бы на те искромсанные границы, куда, как в прокрустово ложе, пытались втиснуть новорожденную страну международные гробовщики и землемеры. А Старик интуитивно чувствовал, что главное - зацепиться хоть за клочок земли, чтобы со временем расширить этот "плацдарм". И оказался прав. Страна до сих пор живет без границ и, по сути, продолжает войну за независимость.

Почему же тогда постоянно нарастающее международное давление пусть и раздражает, но уже совсем не пугает? Помните любимую загадку Аврама Линкольна? Так вот, сколько хвост не называй лапой, он так и останется хвостом. И сколько Эрец-Исраэль не называй Палестиной, она так и останется Землей Израиля.