В Тель-Авиве одна из ценральных улиц носит имя Арлозорова. Она начинается
от берега моря – именно там, где 16 июня 1933 года был убит доктор Хаим
Арлозоров, глава отдела внешних сношений Еврейского агенства (Сохнута),
де-факто – министр иностранных дел тогдашнего еврейского ишува в подмандатной
Палестине, своего рода «государства в государстве». Последствия его смерти
были просто ужасны.
Паникер резюмировал: дискуссия окончена, истина подохла в споре.
Александр Зиновьев, «Зияющие высоты».
В Тель-Авиве одна из ценральных улиц носит имя Арлозорова. Она начинается
от берега моря – именно там, где 16 июня 1933 года был убит доктор Хаим
Арлозоров, глава отдела внешних сношений Еврейского агенства (Сохнута),
де-факто – министр иностранных дел тогдашнего еврейского ишува в подмандатной
Палестине, своего рода «государства в государстве». Последствия его смерти
были просто ужасны.
В то время отношения между левыми сионистскими партиями, контролирующими
Сохнут, и оппозиционными к ним сионистами-ревизионистами были и так достаточно
плохими. Но смерть Арлозорова и обвинение ревизионистов в убийстве довели
дело до крайних проявлений вражды. В течении многих лет до гражданской
войны было рукой подать. Собственно, корни вражды между современными крупнейшими
израильскими партиями «Авода» и «Ликуд» дали первые всходы еще тогда, когда
гг. Ш. Перес и А. Шарон под стол пешком ходили, а большинство их ближайших
соратников даже не успели родиться.
В последнее время многие жалуются, что израильская молодежь начисто
не интересуется собственной историей. Занимаясь историей этого убийства
я, бывало, им завидовал – такая гадость. Но сам я из тех, кому история
покоя не дает. И я приглашаю всех желающих – за мной, в дебри до сих пор
не раскрытого убийства.
Выражаю свою огромную благодарность Шабтаю Тевету, написавшему книгу
«Убийство Арлозорова», в которой он внимательно собрал и рассортировал
все имеющиеся факты.
* * *
Приход Гитлера к власти в феврале 1933 года хотя и был событием, но
мало кто тогда предполагал, что слова полуфигляра-полуистерика не пустой
треп, и что кровь – большая кровь – не за горами. Арлозоров был один из
немногих, кто не недооценил опасность. Более того, он смог убедить в этом
своих товарищей из руководства партии «МАПАЙ» и руководства Сохнута. 26
апреля 1933 года он выехал в Европу в свою последнюю дипломатическую миссию.
Незадолго до этого группа полулегальных репатриантов из Польши застряла
в Марселе. Именно Арлозоров добился для них «сертификатов» у британских
мандатных властей. 9 марта группа сошла на берег в Яффе. Одним из них был
высокий крупный мужчина по имени Авраам Ставский. К тому времени он уже
был убежденным ревизионистом и поклонником знаменитого Аббы Ахимеира –
Ахимеира, смех которого могли слышать только очень близкие люди; Ахимеира,
отдавшего свою единственную (в то время) дочь на удочерение своей сестре
в киббуц Дгания-бет; Ахимеира, обуреваемого ненавистью к левому лагерю;
Ахимеира, которого сам глава ревизионистов Жаботинский не раз одергивал;
Ахимеира, публиковавшего заметки под рубрикой «Из блокнота фашиста».
Следует отметить, что слово «фашист» уже тогда приобрело у левых статус
ругательного. А Муссолини в то время считался еще «своим» в Европе, Италия
была членом Антанты.
Вскоре Ставский – поденный рабочий-строитель – и Ахимеир – журналист
и редактор – поселились в одной комнате в дешевом бараке в южном Тель-Авиве.
* * *
А Арлозоров тем временем колесил по Европе. По три поездки в Берлин
и в Лондон, две поездки в Вену, также Прага, Братислава, Варшава, Антверпен,
Краков, Львов... Дипломатические переговоры и избирательная кампания –
приближались выборы на XVIII Сионистский конгресс. Но всему есть конец,
и Арлозоров пустился в обратный путь.
Во Львове из-за пресс-конференции он опоздал на поезд. Из Кракова в
Вену ехал ночным поездом, в котором не было спального вагона. В Вене пришлось
ждать итальянской визы. Не попал на самолет, с трудом поспел на последний
поезд в Рим. В Риме забыл паспорт в гостинице. Обнаружив это в поезде по
дороге в Неаполь, послал телеграмму с просьбой выслать ему паспорт следующим
поездом, так как корабль должен уйти в полдень. В Неаполе, выходя из вагона,
разбил окно – опять задержка. Потом оказалось, что он сошел не на той станции.
Позвонил в Рим в гостиницу, а там никакой телеграммы не получали, но обещали,
что вышлют паспорт немедленно поездом, прибывающим в Неаполь в 4 пополудни.
Оказалось, что и корабль задерживается до 4-х пополудни. Наконец, с паспортом
в руках бегом (буквально) на корабль. Через минуту после его прибытия на
борт подняли трап.
Сначала Арлозоров хотел, чтобы его жена Сима встретилась с ним в Каире,
но потом не захотел встречаться с ней 13 числа – он был немного суеверен,
и внушительный список всевозможных неприятностей при возвращении уже вселял
в него тревогу, а тут – число 13. Поэтому попросил ее присоедениться к
нему в поезде в Реховоте.
И вот, в 6 утра 14 июня Сима села к нему в поезд в Реховоте. Вместе
они прибыли в Тель-Авив в 9. Там их уже встречали. Они поехали на свою
временную квартиру по улице Яркон 82 – новая квартира в Иерусалиме была
в ремонте. Но не надолго – встречи, заседания, визиты... Весь день. А вечером
– вечером, как всегда, маленький сын играл обручальными кольцами родителей.
Но в конце, почему-то, надел их оба на палец Симе. Отец его поправил: вот
когда папы не будет, тогда сделаешь так....
И следующий день – 15 июня – был забит до отказа, и надо было поехать
в Иерусалим. Сима поехала вместе с ним, они заночевали в пансионе Гольдшмидта.
16 июня, в пятницу, Сима планировала пообедать вместе, спокойно вернуться
в Тель-Авив, а позднее уединиться в какой-нибудь гостинице подальше от
всевозможных помех. Но – неожиданное приглашение к британскому верховному
комиссару спутало все планы. Сима вернулась в Тель-Авив одна и только после
пяти вечера снова увидела Хаима.
Все планы были нарушены, Сима издергалась. Они решили провести этот
вечер дома и только на следующий день – в субботу – спрятаться в гостинице.
Они сели на балконе, но вечером в пятницу народ гулял, и слишком многие
с ними здоровались. Они пошли поужинать в пансион Кэтти Дан, но и там отбою
не было от знакомых. И тогда они решили прогуляться вдоль берега моря –
Тель-Авив был маленьким, и до окраины было всего ничего.
В тот же день 16 июня Авраам Ставский с утра уехал в Иерусалим. Он
собирался выехать за границу для организации нелегальной репатриации. Для
этого было необходимо получить много виз. Ставскому не удалось завершить
все свои дела, и он остался ночевать в Иерусалиме в пансионе Турджемана,
чтобы назавтра продолжить беготню.
А еще утром того же 16 июня в газете «Хазит г`а-ам» (Народный фронт,
редактор – Абба Ахимеир) была опубликована статья Йоханана Погребинского
«Союз Сталина – Бен-Гуриона – Гитлера». Не буду пересказывать статью, но
с точки зрения Погребинского сама попытка Арлозорова – неудавшаяся – вести
переговоры с германским правительством была попыткой заключения союза с
Гитлером с благословения Сталина. А заканчивалась статья так:
Еврейский народ, который всегда знал истинную цену торговцам его
честью и учением, и теперь сумеет ответить на эту мерзость, происходящую
средь бела дня на глазах у всего мира.
* * *
Все, что мы знаем об этой прогулке, известно со слов Симы Арлозоров.
Они вышли из пансиона Кэтти Дан около 9:30 вечера и направились вдоль
берега моря на север. Город кончался близко, там где сейчас бульвар Бен-Гуриона.
Дальше на дюнах было излюбленное место для влюбленных парочек. К северу
было небольшое мусульманское кладбище, отдельные сельскохозяйственные угодья.
И только у самого устья реки Яркон находился новый жилой квартал. Участок
берега длиной около полутора километров был совершенно пустынным, за исключением
время от времени попадавшихся арабов, ведущих своих навьюченных верблюдов
в Яффу.
Именно туда пошли Арлозоровы. Пока они шли мимо парочек Сима была спокойна,
но на пустынном берегу вновь начала нервничать. Однако Хаим предложил прогуляться
подальше. Двое мужчин догнали их и обогнали. Один был высокий и крупный
(позднее он фигурировал под №1), а второй, наоборот, маленький (соответственно
№2). Они шли впереди Арлозоровых, затем остановились, №1 повернулся лицом
к морю, расставил ноги и помочился на песок, №2 стоял рядом с ним. Арлозоровы
обошли их и пошли дальше.
Они дошли до нового квартала, погуляли в нем и повернули назад. Через
некоторое время они обнаружили, что №1 и №2 медленно идут впереди них.
Сима была уверена, что это были те же самые. Арлозоровы их обогнали, но
и те прибавили шагу и сами обогнали Арлозоровых. Сима припоминала, что
так случилось два или три раза.
Уже вблизи Тель-Авива (и влюбленных парочек) мужчины впереди остановились
и обернулись - №1 встал напротив Симы, №2 напротив Хаима. №1 осветил лицо
Хаима электрическим фонариком.
Хаим и Сима попросили их не мешать, и тогда №1 спросил на иврите без
акцента: «Который час?». Хаим ответил: «Не твое дело». №1 повторил вопрос.
Арлозоровы двинулись вперед. Тогда №2 достал браунинг, Сима ясно услышала
двойной лязг передернутого затвора. Раздался выстрел, Хаим Арлозоров упал
на четвереньки, №1 и №2 бросились бежать и исчезли в темноте.
Было около 10:30 вечера.
* * *
Хаим пытался ползти в сторону домов, Сима ему помогала. Потом он сумел
встать и опереться на Симу.
Через несколько минут прибежали люди, оставив своих пассий в дюнах.
Они подняли Хаима и понесли его в сторону кожевенного завода «Левкович»,
ближайшего городского здания. А Сима поспешила в пансион Кэтти Дан, чтобы
вызвать по телефону машину скорой помощи.
Тем временем Хаима донесли до завода и там стали ждать машины. Собралась
толпа, Хаим, будучи в полном сознании, жаловался на сильную боль на иврите
и на немецком. Кто-то предложил отвезти его в больницу на частной машине
– несколько машин стояли на улице. Удалось найти одного из хозяев, жена
которого оказалась медсестрой. Они и доставили раненого в больницу «Г`адасса».
Больница была небольшой, и в тот момент в ней не было ни одного хирурга.
Дежурный врач и медсестра начали оказывать первую помощь. А вокруг больницы
стала скапливаться толпа, пришел даже старый Меир Дизенгоф, мэр Тель-Авива.
Из дома был вызван и немедленно явился доктор Арье Алотин, заместитель
начальника хирургического отделения. Даром что заместитель, был он новичок.
Дизенгоф вызвал частного хирурга Хаима Штейна, тот тоже явился без промедления.
Впрочем, дело было ясное. Ранение в живот, внутреннее кровоизлияние,
остановить которое можно только хирургическим путем. Но Дизенгоф не успокоился,
были доставлены доктор Меир Резникович и доктор Макс Маркус, будущее светило
израильской хирургии. Доктор Маркус взял руководство в свои руки и потребовал
сделать немедленно переливание крови.
В те времена не было замороженных порций крови, не было и кровяной
плазмы, которую можно перелить даже в полевых условиях. Кровь переливали
от живого донора. Добровольцы нашлись в толпе быстро, но определение групп
крови Хаима и добровольцев заняло некоторое время. И тут оказалось, что
больница вообще-то не предназначена для больших операций, и нормальное
оборудование для переливания крови в ней попросту отсутствует. Имелся только
примитивнейший инструмент, с которым доктор Маркус не мог работать.
За дело взялся доктор Штейн, остальные ему помогали. Но время было
упущено, и доктор Хаим Арлозоров скончался от потери крови в 12:45 после
полуночи. Как и было записано в официальном заключении.
* * *
Сима бежала вдоль берега, кричала, что стреляли в Арлозорова, и так
добежала до пансиона Кэтти Дан. Хозяйка тут же провела ее к телефону, но
Сима была не в состоянии говорить. Тогда хозяйка сама позвонила в «Маген
Давид Адом», а затем и в полицию. Но рядом оказался полицейский в штатском,
он и взял первые показания, в которых она обвиняла арабов. Позднее она
отказалась от этих слов.
Хотя Сима торопилась в больницу, но полицейские убедили ее показать
им место преступления, потом ей показывали фотографии известных полиции
преступников. Наконец, она прибыла в больницу – к кончине мужа. Обе его
сестры уже были там, и даже его верующая мать, нарушившая ради этого святость
субботы – ее привезли на автомобиле.
А полиция взялась за дело, но... сначала полицейские прочесали местность,
а только утром вызвали следопытов. Сима тем временем давала новые показания.
Утром преступники были объявлены в розыске, было опубликовано их описание
– фотороботов еще не изобрели. Полиция объявила награду в 500 фунтов, Сохнут
добавил от себя 1000 фунтов – астрономические, по тем временам, суммы.
Маховик набирал обороты.
* * *
Арлозорова хоронили 18 июня, в воскресенье. Похороны имели общенациональный
характер, в них учавствовали представители всех партий и общественных организаций,
в том числе и ревизионисты. И Сима надела на палец оба обручальных кольца.
Общее мнение было склонно обвинять арабов или коммунистов – извечных
врагов сионизма, – хотя в некоторых газетах уже были сделаны намеки на
возможную политическую причину убийства. Интересно, что никому не приходила
в голову какая-нибудь более банальная причина – попытка ограбления, например.
Но еще в субботу вечером два работника эмиграционного отдела в Иерусалиме,
Халуц и Тавори, опознали в полицейском описании Авраама Ставского, заходившего
к ним накануне в отдел. И, как законопослушные граждане, заявили в полицию.
В ту же ночь Ашер Хазан, квартиро-, вернее, баракохозяин, где он жил с
женой и сдавал комнату Ставскому и Ахимеиру (с удобствами во дворе), также
опознал в описании Ставского. А позднее, прослышав об астрономической награде,
Ашер и Ривка Хазаны наговорили в полиции с три короба об обоих своих постояльцах.
В частности, оба утверждали, что видели и Ставского, и Ахимеира в пятницу
ранним вечером дома.
19 июня под утро полиция явилась в барак. И Ставский, и Ахимеир были
дома. Сначала был обыск, давший почти нулевые результаты, потом увели Ставского.
Ахимеир был немало удивлен: как журналист и редактор крайней правой газеты,
а также как лидер тайного союза «Брит г`а-Бирйоним» он был уверен, что
пришли за ним, а не за «простым» Ставским. Впрочем, ему недолго осталось
разочаровываться, и он получил свою порцию тюремной баланды.
В тот же день во второй половине дня Сима Арлозоров опознала Ставского
как №1.
Хотя факт ареста Ставского, как и его партийная принадлежность, были
опубликованы только 21 июня, слухи об этом начали циркулировать гораздо
раньше. Так или иначе, с этого момента следствие уже не могло работать
нормально.
Немедленно со стороны левых прогремели обвинения в адрес ревизионистов
в организованном вооруженном заговоре с целью перебить тогдашних руководителей
еврейского ишува. Была создана «комиссия» (ваада), которая
должна была помогать и партии «МАПАЙ», и следствию (!) «установить истину».
Правые сначала были в растерянности и даже пробовали отмежеваться от
Ставского. Но когда аресты пошли дальше, они создали «группу» (квуца)
с аналогичной целью. Левых обвинили в «кровавом навете».
И «комиссия», и «группа» не знали и знать не хотели о юридических нормах
и ограничениях. Часть следователей попала под влияние «комиссии». Дошло
до того, что один из следователей, Иегуда Арази, видя многочисленные «свинства»
(хазируйот) в расследовании, не нашел ничего лучшего чем помогать
«группе». Позднее он был вынужден уйти в отставку.
У полиции возникли проблемы с иерусалимским алиби Ставского. Быстро
стало ясно, что он-таки провел большую часть пятницы в Иерусалиме – его
видели многие люди – и в Иерусалиме же оказался в субботу рано утром. Но,
как это бывает, следствие выстроило свою теорию. Получалось, что Ставский
прибыл в Иерусалим, потому что там уже был Арлозоров. По теории, в заговоре
участвовало несколько групп: кто-то следил за Арлозоровым, кто-то помогал
перемещаться Ставскому и №2 – в частности, срочно доставил Ставского на
автомобиле в Тель-Авив, а затем вернул обратно – еще кто-то осуществлял
связь между группами, всего порядка 15 человек. Им даже в голову не пришло,
что если планировали убийство в Иерусалиме, то убийцы должны были для алиби
быть в другом месте и лишь в последний момент явиться на место преступления,
а не крутиться по Иерусалиму у всех на виду.
Но пока что у полиции в руках был только Ставский. И никаких намеков
на №2. Сам же Ставский и не думал колоться. Поначалу он даже отказался
от адвоката, ибо считал, что невиновному человеку адвокат не нужен.
* * *
Настоящую историю Ривки Фейгин мы уже не узнаем, наверное, никогда.
Достаточно сказать, что ее дважды исключали из ревизионистской
организации «Бейтар» – сначала в Румынии, потом в Палестине. После процесса
она уехала за границу, и след ее пропал.
Она сама обратилась в «комиссию». С самого начала она не вызывала доверия
– все-таки членами «комиссии» были серьезные люди. Но уж слишком интересные
песни они услышали. В конце концов даже Берл Каценельсон – редактор профсоюзной
газеты «Давар» и очень уважаемый человек – поверил ей.
Ривка Фейгин однозначно заявила, называя имена, места и встречи, что
№1 был Ставский, что №2 был Цви Розенблат из лагеря «Бейтар» в Кфар-Сабе,
что его мог заменить Цви Шнейдерман из «Брит г`а-Бирйоним», и что на подхвате
был Иегуда Минц. И еще много-много всего – и про «Бейтар», и про «Брит
г`а-Бирйоним».
Теперь встал вопрос, как скормить Ривку Фейгин следствию. Чтобы следствие
вышло на нее как бы само. Несколько комбинаций не удались. Пришлось рассказать
о ней одному из сочувствующих следователей – члену партии «МАПАЙ». Но даже
он не решился выпустить ее свидетельницей на процесс.
И вот, ранним утром 23 июля, произошли массовые обыски и аресты ревизионистов
в Кфар-Сабе, Нетании, Иерусалиме и Тель-Авиве. Было конфисковано огромное
количество документов и даже найдено оружие – целых два пистолета. Все
газеты напечатали специальные выпуски, где к официальному заявлению полиции
было добавлено много деталей о вооруженном подполье во главе с Аббой Ахимеиром.
Сима Арлозоров не смогла с уверенностью опознать Розенблата. Но сам
Розенблат поначалу путался в показаниях. И немудрено: попробуйте-ка сами
подробно вспомнить, что вы делали такого-то числа более месяца тому назад.
Но следствие уже закусило удила. Процесс пошел. И не помогло даже официальное
письмо следователя Арази своему начальству, в котором он обосновывал свои
сомнения в правдивости показаний Симы Арлозоров.
* * *
Но и «группа» не сидела сложа руки. Были собраны большие деньги, были
приглашены великолепные адвокаты (поначалу Ставского защищал только адвокат
от польского консульства). А 26 января 1934 года в зале суда прозвучало
заявление защиты: в руках полиции истинные убийцы, и один из них уже сознался.
Несовершеннолетний араб-уголовник Абдул-Маджид ждал суда по обвинению
в соучастии в другом убийстве. Он сидел в той же тюрьме в Яффе, где сидели
Ставский, Розенблат и Ахимеир. Как несовершеннолетнему серьезное наказание
ему не грозило, к тому же у него были давние счеты со своим подельником
– убийцей по имени Исса Дервиш. Подробностей мы не знаем, но забегая вперед
скажем, что в конце концов нищего Абдул-Маджида защищал один из лучших
адвокатов, который был оплачен заранее. Так или иначе, Абдул-Маджид – высокий
и крепкий – объявил себя №1, а Иссу, соответственно, №2.
Абдул-Маджид твердо выучил все, что было опубликовано в газетах об
убийстве Арлозорова. Исса Дервиш упирался. Нужно отдать должное следователям:
даже будучи под влиянием «комиссии» они не упустили бы настящих убийц,
попадись они им в руки. Но Абдул-Маджида удалось быстро расколоть, поймав
на мелочах. Он сознался в подлоге, а заодно рассказал все, что было и все,
чего не было – кто и как подкупал его и за сколько. И в этих признаниях
было столько лжи, что следователи просто бросили его допрашивать.
Так что радость в лагере ревизионистов была преждевременной.
Позднее защита пыталась обвинить в убийстве... Симу Арлозоров. Ставский
был в этом уверен. Но серьезных аргументов не нашлось.
* * *
8 июня 1934 года был вынесен приговор. Ахимеир и Розенблат были полностью
оправданы на основании многочисленных свидетельств их алиби и отсутствия
у следствия серьезных улик против них. Ахимеир, правда, остался сидеть
– на него уже вели следствие по делу «Брит г`а-Бирйоним». Но Ставского
судьи – трое против одного – признали виновным.
Ставский до ареста считался человеком довольно серым. Он, правда, много
читал, но, в основном, легкое чтиво. Но год в тюрьме, да еще в обществе
Ахимеира, постоянные юридические проблемы – все это не могло не повлиять
на его общий уровень. «Не меня вы осудили сегодня – обратился он к суду,
– а честь английского народа. Меня вы не можете осудить, потому что я невиновен.»
С фактологической точки зрения в деле остались только показания Симы
Арлозоров. Большая часть улик обвинения была парирована защитой, а показания
Абдул-Маджида были разрушены обвинением.
С 16 по 20 июля заседал кассационный суд. Он принял все доводы защиты,
за исключением сомнения в показаниях Симы Арлозоров. Но, поскольку тогдашний
закон (в отличие от нынешнего) не позволял осудить на основании одного
свидетельства, Ставский был освобожден.
Партия «МАПАЙ» не приняла этого. Того же 20 июля ЦК партии заявил,
что «Ставский и Розенблат (!), хотя и ушли от наказания, были признаны
судом (!) убийцами Арлозорова».
20 июля была пятница. Вышли спецвыпуски газет под шапкой «Освобожден!»
Люди обнимались на улицах, везде виднелись коричневые рубашки членов «Бейтар».
Но к вечеру синие рубашки «МАПАЙ» начали расклеивать заявление своего ЦК...
Стало известно, что назавтра в субботу Ставский и Розенблат собрались
прийти в главную синагогу Тель-Авива на улице Алленби, чтобы совершить
«благословение за избавление» (бирхат г`а-гомель). В пятницу на
вечернем заседании ЦК партии «МАПАЙ» Давид Бен-Гурион призвал не допустить
этого любой ценой, в том числе силой.
Когда утром в субботу Ставский вышел к Торе, сначала раздались крики,
потом с женской галереи полетели камни. В считанные минуты синагога превратилась
в поле боя, «шляпы и шапки, молитвенники и Пятикнижия (хумашим) летали
по воздуху» (Шабтай Тевет). Побоище перекинулось на улицы и площади, Ставского
вывели под охраной сотен членов «Бейтар» и молящихся, прикрывавших его
своими талитами. Только через несколько часов усиленные отряды полиции
смогли успокоить город.
* * *
Обычно бывает, что по прошествии многих лет люди немного раскрываются,
рассказывают хотя бы какие-то мелкие детали, хотя бы немного меняют свою
версию – и это дает возможность частично приблизиться к истине. Но не в
этом случае. Никто никогда не изменил своей версии.
Сима Арлозоров осталась вдовой до конца своей скромной жизни. Она осталась
верна версии, высказанной ею на суде, и всю жизнь была уверена в виновности
Ставского. Впрочем, уверенность в виновности Ставского и Розенблата стала
частью «джентльменского набора» левых.
Во время арабских беспорядков, Войны за независимость и потом в эмиграции
(Исса Дервиш бежал в Сирию, Абдул-Маджид в Иорданию) многие арабы похвалялись
выдуманными и невыдуманными «подвигами» на ниве убийства евреев. Но никто
не похвалялся кровью Арлозорова. Несмотря на это, уверенность в смерти
Арлозорова от рук «арабских бандитов» стала частью «джентльменского набора»
правых.
Абба Ахимеир сильно изменился по выходе из тюрьмы. В 1936 году он снова
женился, у него родились два сына. Позднее он открылся и своей дочери.
Но он уже больше никогда не был на руководящих постах, отдав себя писанию
и семье. Впрочем, семейное счастье стоит того.
Цви Розенблат сменил фамилию на Бен-Яаков. Он благополучно создал семью
и почти всю жизнь проработал в бухгалтерии муниципалитета Тель-Авива.
Авраам Ставский вернулся в Польшу, женился там в 1938 году, уехал с
женой в США в 1940 году. Всегда оставался верным ревизионистом, помогал
в организации нелегальной репатриации, а позднее в контрабанде оружия для
«Эцель» (было три вооруженных еврейских милиции: левая «Хагана» – включая
«Пальмах» – и правые «Эцель» и «Лехи»). В преддверии независимости из Франции
вышло судно «Альталена» с грузом оружия для «Эцель». Среди прочих на борту
был и Ставский. 23 июня 1948 года по приказу главы временного правительства
государства Израиль, существовавшего всего 39 дней, Давида Бен-Гуриона
«священная пушка» правительственных войск потопила «Альталену» напротив
улицы Фришман в Тель-Авиве. Погиб и Ставский – в километре от улицы Арлозорова...
По еврейскому календарю у каждой недели года есть своя параша –
недельный раздел Торы. И Арлозоров, и Ставский погибли на парашат «Шлах-леха»!
Шабтай Тевет опубликовал свое исследование в 1982 году. Старые страсти
вспыхнули с новой силой. Да и сам Шабтай Тевет подчеркнул, что именно Ахимеир
первым начал кампанию ненависти – как будто речь идет о ссоре в детской
песочнице! Глава правительства лидер партии «Ликуд» Менахем Бегин – в прошлом
командир «Эцель» – назначил следственную комиссию под председательством
члена Верховного суда Давида Бехора для окончательного выяснения вопроса
виновности Ставского и Розенблата. Комиссия Бехора единогласно очистила
Ставского и Розенблата от всех обвиненй, но в то же время не смогла вынести
решение о том, было это убийство политическим или нет.
* * *
- Начнем с того, что пес в своем уме. Согласна?
- Допустим, – согласилась Алиса.
- Дальше, – сказал Кот. – Пес ворчит, когда сердится, а когда доволен,
виляет хвостом. Ну, а я ворчу, когда я доволен, и виляю хвостом, когда
сержусь. Следовательно, я не в своем уме.
Льюис Кэррол, «Алиса в стране чудес»
Итак, перед нами до сих пор не раскрытое убийство, имевшее тягчайшие
последствия. И вот, не спрашивая вашего позволения, автор собирается покопаться
в деталях. Учитывая, что на свете полным-полно переписчиков истории, действующих
по принципу Чеширского Кота, автор полностью отдает себе отчет в возможных
последстиях, заранее приносит всем и вся всевозможные извинения и никоим
образом не настаивает на собственной правоте.
К счастью, по этому делу не существует канонической версии, и автор
не должен ниспровергать авторитеты.
Как уже отмечалось, полиция не смогла провести полноценное следствие,
защита опровергла косвенные улики, поэтому мы располагаем только материалами
судмедэкспертизы и показаниями Симы Арлозоров.
Арлозоров был ранен в живот... Стоп. Его же убивали! Ну что это за
убийца, если стреляет в живот – ведь такие раны в наше время не смертельны,
Арлозорова могли спасти, да и раненый не сразу вырубается. Или он
целился в грудь, а попал в живот – это с двух-то шагов! А когда Арлозоров
упал на четвереньки и буквально подставил голову под следующий выстрел,
убийцы бросились бежать.
По «арабской» версии цель была изнасиловать Симу, но никакой попытки
сделано не было.
И вообще – убийцы добрых полчаса вертятся вокруг Арлозоровых – видимо,
чтобы их получше запомнили, – потом ждут, когда Арлозоровы подойдут поближе
к городу, вступают с Арлозоровыми в разговор, делают один выстрел,
ранят жертву, строго говоря, не смертельно, а вторую свидетельницу вообще
не трогают...
Это не заговор. В заговоре, в котором участвуют много людей, в котором
есть выслеживание жертвы, выход на цель, обеспечение, связь между группами
– наверняка найдется умная голова, которая не только всех организует, но
и тщательно проинструктирует. И плохих стрелков на дело не пошлет.
Но отработаем версию до конца. Не заговор. Просто два ревизиониста
– или два араба – гуляли себе по берегу, обнаружили Арлозоровых, поговорили
между собой – мочить ли предателя, насиловать ли красотку, – из-за этого
так часто попадались на глаза и не сразу приступили к делу, а уж когда
приступили... Опять – почему в живот? Почему только один выстрел? Чего
они испугались, что сразу же удрали? Да таких шлимазлов полиция
должна была поймать и расколоть в два счета!
И вообще с этим выстрелом что-то странное. Сима твердо показала, что
слышала двойной лязг передернутого затвора браунинга. Она могла ошибиться
в системе, есть и другие пистолеты такого же действия. Из тела Арлозорова
была извлечена пуля от русского нагана...
* * *
Он оттягивает дуло револьвера, выбрасывает гильзу.
Исаак Бабель, «Закат»
Он [вынимает обойму,] передергивает затвор пистолета, выбрасывает
патрон.
Вот те действия, которые пытался описать Бабель. Можно было сказать
и проще – он разряжает пистолет.
Бабель служил в ЧК, Бабель служил в Первой Конной – и никогда не стрелял
из пистолета или револьвера, не разбирался в этой технике? Что же тогда
говорить о подавляющем большинстве читателей? Придется устроить маленький
военно-технический ликбез.
В современном пистолете патроны помещаются в обойму, которая, как правило,
находится в рукоятке. Для выстрела необходимо дослать патрон из обоймы
в ствол. Это делает затвор при своем движении вперед. При выстреле пуля
уходит по стволу вперед, затвор отбрасывается отдачей назад, выбрасывая
стреляную гильзу, затем пружиной возвращается вперед, досылая следующий
патрон. Пистолет снова готов к выстрелу. Но для первого выстрела необходимо
дослать патрон вручную. Для этого нужно рукой передернуть затвор с тем
самым характерным двойным металлическим лязгом. Во время выстрела лязг
не слышен из-за грохота.
Таков браунинг образца 1891 года, таковы подавляющее большинство современных
пистолетов. Их делают, как правило, под стандартные патроны. Они плоские,
их нетрудно спрятать под одеждой.
В револьвере со времен кольта образца 1836 года патроны находятся во
вращающемся барабане впереди рукоятки, каждый в своем гнезде. Для выстрела
необходимо взвести курок, который одновременно поворачивает барабан и ставит
следующее гнездо против ствола. Это слышится как легкий щелчок.
Есть револьверы-самовзводы (double action). В них нажатием спускового
крючка взводится курок с поворотом барабана и в конце производится выстрел.
Это требует от указательного пальца большого усилия и, как следствие,
отклоняет ствол вправо! Нужно быть очень хорошим стрелком, чтобы
метко стрелять с самовзвода.
Для револьверов, как правило, производятся специальные патроны под
каждую систему. Револьверы, в основном, крупные.
Русские наганы были только самовзводы, большие, с совершенно уникальным
патроном – пуля крепилась внутри гильзы, а не снаружи. Ошибка исключена
– в Арлозорова стреляли из нагана.
* * *
Итак, выстрел из нагана в живот. Согласно протоколу вскрытия пуля вошла
справа, на линии соска, значительно ниже ребер, пересекла брюшную полость
наискосок – перебив по дороге одну из артерий и вызвав внутреннее кровоизлияние
– и застряла в мышцах спины с левой стороны.
То есть – в Арлозорова стреляли спереди справа! Даже левша на месте
№2 не смог бы сделать такой выстрел. Стрелял №1.
В живот? Не может быть. В живот он попал, а не целился.
Куда же он целился, если с двух шагов так промахнулся?
А если – не целился? Если стрелял навскидку, от бедра? Тогда реально.
Но и навскидку, не целясь, тоже хотят куда-то попасть. То есть, он почему-то
вдруг решил пальнуть в Арлозорова. От бедра, с самовзвода, ствол уходит
вправо...
Он стрелял в Симу! Навскидку, от бедра, с самовзвода! Ствол ушел вправо,
и он попал в Арлозорова.
Зачем он стрелял в Симу? Чего он испугался?
* * *
Из письма следователя Иегуды Арази заместителю верховного комиссара
полиции Гарри Патрику Райсу:
Требуется провести серьезное расследование чтобы выяснить:
А. Достоверность показаний г-жи Арлозоров.
Б. Известны ли ей настоящие убийцы и не покрывает ли г-жа Арлозоров
их преступление обвинением нынешних подследственных?
Из отдельного мнения судьи доктора Моше Валеро по первому приговору:
3) Первое описание нападавших, которое дала г-жа Арлозоров, резко
отличается от настоящего вида Ставского или Розенблата, за исключением
общего телосложения Ставского.
4) Г-жа Арлозоров ошибается в своих показаниях, хотя и с благими
намерениями, когда опознает обвиняемых.
Судья полагает, что г-жа Арлозоров искренне заблуждается. Следователь
– как и Ставский – предполагает более криминальную причину. А мы для себя
отметим: показаниям Симы Арлозоров верить нельзя.
И в самом деле, она их меняла несколько раз, пока не утвердилась в
окончательном варианте – не без помощи пресловутой «комиссии». Но даже
в окончательной версии №2 стрелял под немыслимым углом, лязгая затвором
браунинга.
Кстати, из описания Симой лязганья пистолетного затвора следует интересный
вывод: Сима Арлозоров, хоть и не разбиралась в револьверах, зато разбиралась
в пистолетах получше Исаака Бабеля. Откуда?
У самого Хаима Арлозорова был зарегистрированный маузер, который он
брал с собой в дальние поездки по стране. Но...
Элиэзер Каплан, член руководства партии «МАПАЙ» и Сохнута, лично слышал
от Симы Арлозоров, что в ночь убийства у нее был с собой ее собственный
пистолет, которым она не сумела воспользоваться.
Пианистка Надя Рейнхарт, подруга матери Арлозорова, слышала то же самое
и от Симы, и от матери.
На суде Сима полностью это отрицала. А по письму Арази Райс ничего
не предпринял. Хотя, не будь дело столь громким и столь политическим, Симу
наверняка бы допросили с пристрастием. Но не будем соглашаться со Ставским:
слишком глупое ранение для предумышленного убийства.
* * *
Итак, пришло время автору предъявлять собственную гипотезу:
1. Два человека подошли на пустынном берегу к чете Арлозоровых. Были
ли они просто прохожими, грабителями или насильниками (последнее навряд
ли – слишком близко от многих возможных свидетелей), евреями или арабами
– роли не играет. Во всяком случае, они не планировали убийства.
2. По неизвестным нам причинам – ибо мы не знаем их диалога – Сима
вытащила из сумочки свой пистолет, по-видимому, небольшой «дамский» браунинг.
3. Прохожие/грабители испугались, и №1 пальнул от бедра из своего нагана.
Попал в Арлозорова, после чего оба бросились наутек.
Вот такая вполне законченная картина. И полностью совпадает и с материалами
следствия, и с большей частью показаний Симы.
Остается последний вопрос. Почему за столько лет ни один из них не
проговорился?
Собственно, откуда мы знаем, что именно они рассказывали детям и внукам
где-то там, где не называют именем Арлозорова улицы и учреждения? Ибо увидев,
какая заварилась каша, они наверняка незамедлительно унесли ноги.
* * *
Воистину, есть ложь, беспардонная ложь и статистика, но не будем,
друзья, забывать и о психологии!
Аркадий и Борис Стругацкие, «Жук в муравейнике»
А что же Сима? О чем она молчала столько лет? Ибо я никак не настаиваю
на своей гипотезе.
Многое можно предположить психологически. Но, несомненно, что и партийный
прессинг сделал свое дело. Признать, что дело было иначе, что выстрел можно
квалифицировать как самооборону – да остракизм был бы самой мягкой реакцией.
Да и не поверил бы уже никто. Ибо ненависть не нуждается в причинах,
а всего лишь в предлогах. И левые, и правые не считали своих противников
этически равными себе. А остальное – детали.
Да и сегодня то же самое, и сейчас каждый оплевывает других с высоты
своей правоты, в итоге низводя истину до инструмента собственного самоутверждения
и, тем самым, убивая ее.