Прошло не так много лет с тех пор, как Стена Плача и Еврейский квартал в Старом Городе были важной частью моего мира. У меня и у моих друзей было чувство, что Стена Плача является пусть скрытым, но очень важным центром нашей жизни.
В последнее время я заметил, что то чувство, которое я испытывал к Стене Плача в юности, не передается моему сыну – по той простой причине, что я не беру его к ней. Как я выяснил, ситуация является похожей у многих моих друзей и ровесников. У нас остались в памяти самые глубокие чувства к Стене Плача, но они уже не передаются новому поколению. Мои друзья признались, что и они тоже не берут своих детей, даже тех, которые учатся в Талмуд-Торе, к этой последней Стене, сохранившейся от Храма. Даже обычай приходить к Стене Плача в день свадьбы уступает в последнее время свое место родникам в окрестностях Иерусалима или святым могилам – таким, как Пещера Праотцев в Хевроне, могила праматери Рахели в Бейт Лехеме или могила рабби Шимона бар Йохай на Мероне. Почему? Что случилось в последние годы?
"Косточка Луз" не дает покоя
Стена Плача более чем любое другое место символизирует непрерывный еврейский плач. Стена, которая для поколения за поколениями воплотила отчаянное стремление к заполнению той страшной пустоты, которая возникла тысячи лет назад. Но при этом, несмотря на это стремление, Стена Плача ничем не помогает осуществить его. Напротив, она закрепляет этот вечный плач, пассивный и фатальный, становится его символом. Она выражает эту привязанность к утрате, увековечивает ее, подчеркивает нежелание и неготовность, выраженные во всем этосе Галута, к преодолению утраты.
Также, как через косточку Луз вернется жизнь к каждому во время воскрешения мертвых, так же и Стена Плача представляет собой ту точку, благодаря которой сохраняется память и надежда на возрождение всего Храма. Так писал р. Ицхак Айзик Хевер, ученик рабби Менахема-Менделя из Шклова, последователь Виленского Гаона – на основании того, что писали РАМХАЛь и Ари а-Кадош.
Именно это восприятие Стены Плача как той косточки Луз и вдохнуло в нее новую жизнь после освобождения ее израильскими солдатами в Шестидневную войну. Была надежда, что вот, сейчас из этой стены, как из косточки, вырастет новый цельный организм, новая национальная сущность. В национально- религиозных кругах, которые во многом сложились именно после Шестидневной войны и стали осознавать себя как ведущую силу, Стена Плача и восстановление еврейского квартала были поставлены во главу приоритетов. Именно в этих местах они увидели точку соприкосновения традиционного еврейского плача и сионизма с его активной деятельностью и устремлениями. В еврейском квартале была открыта ешива, получившая название "Ешиват а-Котель", ее ученики поселились в непосредственной близости от Стены Плача и спускались к ней с песней "был рад я, когда сказали мне, к Дому Всевышнего пойдем", и глаза их были устремлены к Дому Всевышнего, который над Стеной Плача.
Только, как я уже сказал, что-то изменилось в последнее десятилетие, и национально-религиозные круги интуитивно вернулись к восприятию Котеля как места вечного плача и как места, символизирующего пассивность, отстутствие любого действия. Именно та "косточка луз", которая должна была стать провозвестницей великого будущего, становится храгительницей всех стен и оград, консервирующих прошлое. Именно Стена Плача продолжает - и практически увековечивает - сознание утраты, которое не желает отступать, даже если пришло время.
Первичная база для Храма
После тех лет, когда Котель ассоциировался с национальным возрождением и объединял в себе религиозные устремления с национальным освобождением, сейчас, как мне кажется, с ним более всего отождествляют себя харедим.
В начале равом Котеля был рав Йегуда Меир Гец, каббалист, имеющий устремления к Геуле и который сам потерял старшего сына в бою за освобождение Иерусалима. А нынешний рав Котеля выпустил книгу, которая консервирует сознание утраты и из которой полностью исчезло любое упоминание о желании преодолеть эту утрату, нет ни Дня Независимости, ни Дня Иерусалима, а только все тот же вечный плач. В этом смысле Стена Плача оправдывает классическое харедимное существование, которое не верит в активность человека, в возможность и право его выбора, и провозглашает национальную пассивность и личное исправление как движущую силу истории.
Но национально-религиозные круги уже не видят в Стене Плача то, что они видели раньше. Во многом это произошло потому, что в их сознание все больше проникает Храмовая Гора, и они сознают, что Стена Плача – это только внешняя стена Храмовой Горы и будущего Храма, и нужно от нее идти дальше. И так случилось в последнее время, что многие от Стены ушли, но к Храмовой Горе еще не пришли, еще не видят в ней реальную альтернативу, и поэтому ищут для себя возможности замены.
То чувство неловкости, противоречия, которое многие испытывают по отношению к Стене Плача, получает свое выражение и по отношению к вставке "Нахем" в молитву на 9 Ава. Как, спрашивают многие, можно говорить о городе, который строится и восстанавливается, "город скорбящий, разрушенный, презренный и пустынный". Стандартный ответ, что говорится о "Верхнем городе", не удовлетворяет многих, которые видят важность строительства и нижнего, материального города. И поэтому многие исправляют и изменяют эту молитву в новых сидурах, молитву Стены Плача, пытаясь применить ее к новому городу, уже не разрушенному и опозоренному, и к Храмовой Горе, которая над ним, и которая продолжает оставаться центром наших устремлений.
Понятно для каждого солдата
Как результат этого диссонанса, существует четыре тенденции в отношении к Стене Плача среди национально-религиозной публики.
Первая, и самая распространеная, солидаризируется с выкупом и освобождением земель в Восточном Иерусалиме, видя альтернативу в национальном Освобождении и желая неосознанно заменить Стену Плача Городом Давида. Чувство национальной причастности неизбежно приводит и к религиозному чувству. Не постоянная религиозная оппозиция, постоянный надрывный плач, но активность, объединяющая прошлое и будущее, объединяющая разные слои народа, говорящая на всех медиа, понятная каждому солдату. Это делается с большим успехом, и результаты этой деятельности очень впечатляющи, так что, возможно, наступит время, когда количество посетителей Ир Давид (города Давида, т.е.древней части Иерусалима) с его археологическими раскопками и технологическими новшествами превысит количество посетителей Стены Плача.
Вторая тенденция связана с Институтом Храма. Восстановление храмовой одежды и храмовой утвари, издание и распространение книг о Храме – все это средства для пропаганды сознания Храма, отказ от Стены Плача как символа, и формирования осознания Храма как чего-то живого и современного, как руководства к действию.
Третье направление связано с поднимающимися на Храмовую Гору, с теми, кто с болью воспринимает наше унижение – не только невозможность строить Храм на Горе, которая, казалось бы "в наших руках", но невозможность даже вознести на Горе молитву. Подъем на Храмовую Гору зачастую травматичен и сопровождается ритуальным надрывом ("крия") одежды – перед видом самого святого для нас места, превращенного в футбольную площадку и место для пикников, как будто и не было это место центральным для всей еврейской истории, местом встречи со Всевышним.
Четвертое направление ассоциируется с четвертыми сыном из Пасхальной Агады, который "не умеет спросить". Это то самое молчаливое большинство, которое не проявляется в активной деятельности, но чувствуя проблему в отношении к Стене Плача, просто перестает к ней приходить. Нет, они очень любят Котель, они полны глубокого уважения и религиозного трепета по отношению к нему и к тем, которые не отказывается от него, но руководимые каким-то внутренним инстинктом, они просто не приходят сами.
Современное понимание святости
В дни "бейн а-мецарим", между 17 Тамуза и 9 Ава, я прихожу к Стене Плача и молюсь, прихожу и переполняюсь вечным еврейским плачем и галутным сознанием, которое полно смирения, которое иллюстрирует страшный смысл ненависти и внутренней вражды. Но в другие дни Стена Плача не дает ответа мне и моему поколению на наше стремление соединить святость с будничной жизнью.
Мне кажется, что до тех пор, пока не будет найден способ превратить Храм из анахронистского понятия, как будто взятого из древности и формально перенесенного в наши дни, в центр наших сегоднящних устремлений, в нечто, что было бы близко моему маленькому сыну, жениху и невесте, начинающим новую жизнь, национально-религиозная публика не сможет вернуться к Стене Плача. Необходимо заново понять и осмыслить, что является для нас сейчас "святость", какова ее роль в нашей жизни и чем является для нас центральное место, воплощающее эту святость, которое уже не галутный"штибел", но место, которое способно быть местом притяжения для всех народов и воплотить в себе великие пророчества.
А тем временем национально-религиозные круги будут искать и развивать для себя альтернативные варианты, центральным их которых является успешное развитие проекта Города Давида. Но придет время, и будет Храмовая Гора – Гора Дома Всевышнего возвышаться над всеми прочими горами, и Стена Плача как часть стены вокруг этой горы вернется в религиозное сознание как выражение стремления к самому Храму.
("Макор ришон" 24.07.09)
Перевела Талия Имас