Суд над Кацавом был предрешён заранее. Этот «процесс» продолжался свыше трёх лет и по сути происходил на городской площади – оркестрованный дирижёрами феминистского лобби и под противный визг целого оркестра государственных СМИ. Этому явлению самое чёткое определение дал Мишаэль Хешин, отставной вице-президент Верховного Суда, заявив: «Вмешательство СМИ однозначно наносит удар по судебному процессу. Если бы меня спросили, то – сегодня президент уже осуждён, поэтому завтра его адвокаты могут подняться и попросить стереть все обвинения, поскольку он уже осуждён». И ещё: «Проблема в том, что суды находятся под мощным давлением всевозможных публикаций в прессе. Судья должен быть сверхчеловеком, чтобы отключиться от всего, что слышат его уши и видят его глаза, и вести дело как полагается. Ведь судьи подсознательно поддаются влиянию, а, в конечном итоге, и мы все оказываемся в этой специфической атмосфере… Судье надо быть железным, чтобы игнорировать всё, что происходит вокруг него». В ответ на вопрос, действительно ли имеющие место утечки причинили зло Кацаву, судья Хешин ответил: «Да, однозначно. У меня в этом нет ни малейшего сомнения!»
Разве недостаточно того, что суд над Кацавом ведётся под покровом мрака, то есть за закрытыми дверьми? Общепринятый в наших краях повод для ведения процесса за закрытыми дверьми – защита личностей жалобщиц. Но самое интересное, что суды по сексуальным преступлениям, главным образом – по изнасилованиям, в большинстве стран Запада происходят при открытых дверях. Нам всем памятен суд над Майклом Джексоном, обвиняемым в целой серии предосудительных деяний по отношению к мальчику 12 лет. Этот мальчик, будучи несовершеннолетним 15-летним подростком, на суде над Джексоном давал свои показания не только при открытых дверях, но и под софитами телекамер в зале суда, и его свидетельства транслировались в прямом эфире на весь мир.
В суде, проходящем под покровом мрака, его справедливость не только не очевидна, она там попросту отсутствует. В полном противоречии с основным правилом, согласно которому защите обвиняемого всегда предоставляли право на последнее слово, в суде над Кацавом истица получила право не только на первое, но и на последнее слово, несмотря на возражения адвокатов. Из-за ведения дела за закрытыми дверьми, никто не знает об этом неподобающем решении суда – о решении, которое одно только может выбить почву из-под защиты на судебном процессе.
Вот что явилось главной причиной того, что, по просьбе прокуратуры, БАГАЦ в ходе обсуждения опубликованных утверждений, наложил строгий и полный запрет на опубликование аргументов защиты касательно некоторой проблематичности версии жалобщицы «А. из министерства туризма». Эта версия была воспринята мировым судом без ограничения и явилась основой для обвинения Кацава в двух актах изнасилования. Таким образом, никто никогда не узнает о сомнительном характере показаний этой дамы - даже с точки зрения искового заявления. А ведь мы ещё не сказали ни слова о том, что израильская судебная система, сама себя называющая – устами своих верных репортёров! - «великолепной», выдаёт такой процент обвинительных приговоров, коего нет ни в одной демократической стране – 99.9%!
Эта запись не является выжимкой из аргументов, приведённых в кассации Моше Кацава, поданной в Верховный Суд. А стало быть, тут не место для подробной аргументации неверных действий мирового суда в вынесении приговора. Мы просто напомним об одном постановлении суда: поскольку Кацав, его приближённые и адвокаты пытались защищаться с помощью СМИ от бурной кампании организованной против него травли, следует создать равновесие между двумя сторонами, то есть обвиняемый уже не может жаловаться на то, что его судят прилюдно. Достаточно этих слов, чтобы понять – у Кацава не было даже несчастных 0.1% шанса на то, что ему будет вынесен оправдательный приговор, и даже 0.01% тоже не было.
Были ещё «мелочи», вроде того факта, что изнасилованная после изнасилования приложила немалые усилия, чтобы снова получить работу в канцелярии Кацава (согласно постановлению суда). А вот ещё незначительный фактик: в течение 9 лет бедная изнасилованная никому не рассказывала об этом; и всё-таки спустя несколько месяцев после полученной травмы (по её словам), написала Кацаву письмо о своей симпатии и любви. Поначалу она утверждала, что никакого письма не писала, потом утверждала, что писала это письмо своему отцу. Под конец она «вспомнила», что Кацав заставил её написать это под его диктовку. Все это, вместе взятое, показывает: не было никакого реального шанса, что в этом суде есть хоть кто-то, кто готов придать этому значение – что и выяснилось из вынесенного приговора.
Следовательно, процесс,
в результате которого было постановлено,
что «Кацав – серийный сексуальный
преступник», это не суд, а судебная
ошибка.
«Макор
Ришон», №699, 31.12.10.
Перевод Фани Шифман, МАОФ