Этот вопрос я задаю себе давно. Ведь добросовестный журналист должен быть не правым и не левым и уж точно не экстремистом. Он\она обязан быть объективным и нейтральным. А еще желательно – либеральным. Желательно - с точки зрения политкорректности. А я на вопрос, заданный в заголовке, категорически отвечаю – да.   Но и в своей профессиональной добросовестности я тоже категорически не сомневаюсь. И не от недостатка скромности, а просто в силу многолетней привычки  тщательно проверять все факты, сверять версии и не доверять никаким авторитетам. "Искренние заблуждения" в журналистике тоже не считаю уважительной причиной для недобросовестных спекуляций. Дома на кухне и с детьми заблуждайтесь, сколько душе угодно, но не перед микрофоном или компьютером.
   Итак, на лицо – клинический диагноз: раздвоение личности, в простонародье – шизофрения. Посоветовалась с приятелями – психологами и психиатрами. Утверждают категорически: психика настолько здорова и устойчива, что в наше время нечасто встретишь (предположили счастливое детство или счастливую любовь – подтвердилось и то, и другое).
   Логика дальнейших рассуждений, я полагаю, знакома многим читателям: если я психически здоров, значит, мир  сошел с ума (как минимум, его часть). Предвыборный марафон – лучшее время выявить некоторые симптомы массовых психозов, чем многие мои коллеги небезуспешно занимаются.
   Я не стану заниматься ни "синдромом Масады", ни "синдромом Осло". Я ограничусь узкой темой – "правым экстремизмом", а точнее – страхом перед тем, что называют этим именем. И не откладывая, объясню, почему меня интересует именно эта тема. Нас всегда интересует только то, что так или иначе, касается нас лично. А меня эта тема очень даже лично касается (см. заголовок статьи).
   В начале-середине 90-х среди популяризаторов мирного процесса были в моде коллективные вывозы журналистов в Газу, Рамаллу – в гости к Абу Мазену, Дахлану, а уж попасть к Арафату считалось большой удачей. Я и попадала и туды, и сюды. Долг службы и профессиональное любопытство пересиливали брезгливость. Однажды мои коллеги засекли, что я постоянно прячусь за их спины при входе или выходе – то есть тогда, когда тому или иному персонажу спектакля "Мы все за мир" по сценарию надо было пожимать руку. Вот тогда я впервые и услышала от своих ивритоязычных коллег осуждение в правом экстремизме и расизме (заодно со мной и все "русские" были заклеймлены позором правого экстремизма). Помню патетический вопрос: "А что будет, если твоя дочь влюбится в палестинца?" Я отшутилась, сказав, что у моих дочерей, слава Богу,  наследственная склонность к блондинам, а у сына – к блондинкам. По моим понятиям правой экстремистки те, кому не удалось в те страшные годы на приемах в Газе или Белом Доме спрятаться за спинами, сегодня должны видеть во сне кошмары, а просыпаясь, бежать отстирывать правую руку. К чему я ворошу это недавнее прошлое? Уж точно не для того, чтобы бросить камень в кого-то "искренне заблуждавшегося" и наивно полагавшего, что у наших дочерей будет теоретическая возможность влюбляться в палестинцев. Я ворошу его для того, чтобы доказать, что "правый экстремизм" – есть просто-напросто объективное восприятие реальности. Только на несколько лет раньше. (Так что диагноз "шизофрения" отменяется). Сегодня уже ни одному нормальному человеку не захочется  пожимать руку  убийцам. А ведь это те же самые персонажи. Насколько же все зависит от восприятия! Не требовалось никакого пророческого дара, чтобы предвидеть это в середине 90-х. Требовалось лишь одно – быть "правой экстремисткой". За этот грех меня осуждали многократно, но особенно резко после публикации в "Вестях" статьи "Синдром национальной усталости, или даешь Аляску!" (ливийский диктатор тогда великодушно предложил не уничтожать евреев, а отправить на Аляску). Я помнится высказала мнение, что нам пора собираться на войну. Бог мой, какую обструкцию мне устроили: да как я могу произносить слово "война"! Да у тебя же  дочка в армии! Ну, и дальше по тексту. Статья была написана в марте 2000 года. Хорошо бы не полениться и посчитать, сколько раз сегодня в любой ежедневной газете упоминается слово "мильхама". А ведь и трех лет не прошло. Кошки чуют землятресение за неделю. Собаки – смерть хозяина -  за несколько дней. Я полагаю, мне не надо доказывать, что я ничего не смыслю в экстрасенсорике. Таких "экстрасенсов", как я, называющихся "правыми экстремистами" и призывавших и три года назад, и десять лет назад,  воевать с врагами - а если рисковать жизнью детей, то на поле боя, а не в кафе и дискотеке, - среди "русских", пожалуй, больше, чем среди коренных израильтян. Причины этого я не стану сейчас обсуждать. Но интересно бы разобраться, почему мы не видим таких людей в политике. Я полагаю, что у меня есть ответ на этот вопрос. И он содержится в первой части этой статьи. Несмотря на то, что в русскоязычной прессе правые взгляды и даже крайне правые (в отличие от ивритской) высказывались достаточно открыто, - они тем не менее считались, как бы недостаточно лигитимными. Общество, в котором готовность воевать с врагом и не дать ему себя уничтожить и согнать со своей земли - считается не нормой, а проявлением крайне правого экстремизма – и нам навязало свои стандарты. И меня осуждали за слово "война", произнесенное годом раньше (а то и меньше), чем его стали произносить все, - люди, тоже усвоившие "правила игры".
   В Кнессете нынешнего созыва и в Кнессете следующего созыва было и будет достаточно депутатов, придерживающихся правых взглядов. Беда лишь в том, что они произносят слова "война", " трансфер" и другие политически некорректные слова - "во время", а не годом и не пятью раньше - когда действительно необходимо, чтобы их произнесли политические лидеры.  Наших правых политических "тяжеловесов" слишком часто вяжут по рукам и ногам вцепившиеся во власть"хозяева страны", навязавшие Израилю правила, по которым каждая попытка защитить от "мирного" безумия страну, поселение, человека приравнивалась к экстремизму, фашизму, расизму и пр. ругательствам, вывезенным из Брюсселя. По этим правилам Меир Кахане, много лет назад расписавший весь кровавый сценарий, который мы и разыграли на полную катушку, и  оказавшийся правым по всем пунктам, был изгнан из Кнессета.
   И вот на наших глазах произошло небольшое, но чудо (говорят такие времена наступают, что мы еще много увидим чудес). Помощник и секретарь мятежного Кахане – Барух Марзель, которого грозили  отстранить и не пущать, проскочил заслоны Центризберкома и БАГАЦа. Я знаю Марзеля по совместной работе в поселенческом агентстве новостей, которое в ословские годы рассказывало правду обо всем, что творилось в Иудее, Самарии, Газе. Это была тяжелая, кровавая правда, которую никто не хотел знать - ведь нас убивали наши "партнеры", с которыми делали "мир" и большие деньги... А с Марзелем мы, как правило, встречались на похоронах и в дни поминовения погибших от рук террористов его друзей и соседей из Хеврона и поселений Иудеи.  Когда я узнала о его присоединении к Херуту и попытке баллотироваться в Кнессет, я конечно, пожелала успеха, но сказала, что категорически не верю, что его допустят к выборам. "Карта легла" так, что допустили. Ни для кого не секрет, что такую невероятную уступку еврейским "националистам" БАГАЦ вынужден были сделать, чтобы допустить к выборам арабских представителей, открыто призывающих к террору – то есть нарушителей закона. Зачем это надо евреям и каким именно евреям -  этот вопрос уже давно никто не задает (политические обозреватели "Вестей" дали исчерпывающие объяснения).
   Я хорошо представляю себе, как эти "двенадцать не любящих нас мужчин и женщин" (по определению Зеева Бар-Селы) скрипели зубами, допуская к выборам Марзеля, который "доставал" их все последние годы своими исками и выступлениями. Левые и арабы боятся избрания Марзеля в Кнессет по вполне понятным причинам: в отличие от правого истеблишмента он не готов ни к каким компромиссам. Мы привыкли к гипнотизирующему  афоризму: "Политика - это искусство компромисса". Только не во время  войны, когда это "искусство" приводит к новым жертвам, к новой крови, к свежим могилам.
«В преддверии болезненных шагов, которые предстоит сделать Израилю, нам требуется центристское правительство», - заявил премьер-министр А.Шарон. Кто-нибудь бы мне объяснил этот очередной приступ мазохизма! Почему Израиль должен делать "болезненые шаги" ? Почему эти болезни не оставить нашим врагам (как говорила моя соседка тетя Фаня)? Жесткая "экстремистская" позиция нового депутата Кнессета Баруха Марзеля послужит противовесом не только левым и арабам: – правым в его присутствии будет гораздо труднее идти на поводу у смертельно опасной политкорректности.
   Когда БАГАЦ выносил решение, позволяющее Марзелю баллотироваться, опросы показывали, что Херут не преодолеет электоральный барьер. Сегодня ситуация изменилась – этой партии сулят и 3 и 4 мандата (в зависимости от того, кто опрашивает). Я многое бы отдала, чтобы услышать зубовный скрежет двенадцати разгневанных мужчин (и женщин) из БАГАЦа, когда Марзель пройдет в Кнессет. Он, разумеется, будет добиваться того, чтобы узурпировавший законодательную власть Высший Суд, вернул ее на место - куда положено – избираемому народом парламенту. И если с ним будет не 2-3, а 4-5 единомышленников, то есть все шансы изменить правила игры, назвать вещи своими именами: ошибки – ошибками, преступления – преступлениями.
    В книге "Зоар" сказано: "И не удивляйся, что один человек может вызвать возвышение или падение мира." Нас уже трудно чем-то удивить, но хоть один человек, которому не  нужны должности и почести, выгодные сделки и персональные машины, который всю сознательную жизнь боролся за сохранение этого клочка земли, выделенного евреям – хоть один такой человек должен быть среди 120 политкорректных профессионалов? Даже если он называется "правым экстремистом". А точнее - именно поэтому.