Одна фотография, может быть, и влияет как тысяча слов, но тысячи слов, сказанных вокруг нее и по ее поводу,
определяют в каком направлении она влияет ("Макор ришон")
В процессе освещения погрома в Амоне многие журналисты различных телевизионных студий сочли
необходимымым выступить в качестве стратегических советников жителей Иудеи и Самарии. «Эти картины
не служат в вашу пользу», - говорили, повторяли и подчеркивали эти "блиц-советники", - «насилие, которое
проявляет молодежь, которое транслируется по всему миру и показывает, кто в этом деле представляет добро, а
кто зло». А на местности ведущий журналист одного из телеканалов напомнил евреям Иудеи и Самарии, не
перед объективом телекамеры, известное клише: «Одна картина стоит тысячи слов. Даже если я снова и снова
буду объяснять, что вандализм вроде того как проколы камер армейских джипов, были совершены лишь
одиночками», - говорил журналист в ночь перед погромом, - «ведь снимок говорит сам за себя, и он
запомнится и отпечатается в общественном сознании». Но назавтра, во время самого выселения евреев,
создавалось впечатление, что как раз именно слова формируют общественное сознание.
Репортеры на местности и комментаторы в студиях все время очень старались объяснить зрителям
что видят их глаза, ведь когда речь идет об угрозе жизни не может быть место ошибкам. Полицейские верхом
на лошадях топчут копытами и колотят дубинками убегающих, а голос за кадром объясняет нам, что мы видим
зверское насилие со стороны поселенцев; парней и девушек грубо выкидывают через окно одного из домов, а
"оказывается", что мы перед нами максимальные усилия полиции защитить демократию; когда репортеры на
местности все же говорят, что полицейские проявляют решительность без чувствительности, Лилах Сонин в
студии 2-го телевизионного канала спешит подчеркнуть, что «поселенцы начали первыми».
Тот, кто отключил звук в телевизоре и дал возможность говорить экрану, видел иную действительность, чем
другие зрители. Такие же проблемы теле-саунда заливали экраны наших телевизоров во времена «интифады
камней» в конце 80-х годов. И тогда тоже мы видели парней и взрослых, швыряющих камни и целые блоки в
солдат и полицейских. Не какое-то там пренебрежительное меньшинство, а огромное большинство, громадную
разъяренную толпу. И тогда, как и теперь, репортеры и комментаторы помогали нам понять ху есть ху, кто
здесь представляет добро, а кто зло. Только тогда ответ был наоборот. Зло представляли солдаты, а добро
представляли те, кто пытался их убить. Израильские СМИ хвастались тогда своей подачей праведников и
злодеев, и утверждали, что таким образом они спасают солдат и их командиров от потери человеческого
облика, от озверения. И тогда тоже СМИ подняли на общественное обсуждение академический вопрос, якобы
оторванный от действительности: что было бы, если бы в Освенциме были [теле-]камеры? Т.е. они хотели
сказать, что в эпоху открытости СМИ не может быть Освенцима. Мы бы предотвратили бы эти ужасы! По
существу, одно лишь присутствие наших камер уже предотвращает злодеяния или, по крайней мере, приводит к
наказанию виновных в них.
Но правда заключается в том, что в Освенциме были фотокамеры. Практически, кадры, которые были ими
сняты, являются единственными документами из лагерей уничтожения. Да дело-то в том, что снимали их сами
немцы, и съемки эти, эти снимки были озвучены "правильно" с их точки зрения, их видение хороших и плохих.
Нет фотографии, которая говорит сама за себя. Говорит оператор, который снимает ее, говорит диктор или
репортер, который объяснет ее.
Перевел Авигдор Коэн
МАОФ