Maof

Saturday
Apr 20th
Text size
  • Increase font size
  • Default font size
  • Decrease font size
Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна
 
Был в моей молодости непродолжительный эпизод, когда я преподавала в политехе – вела упражнения по высшей математике у первокурсников. И тогда приметила парочку - Лиду и Диму. Лида старательно решала задачки, а он обожающим взглядом смотрел на нее, а потом списывал готовые решения.

Год спустя я покинула политех и перешла в новую по тем временам отрасль – программирование, где, слава Господу, тружусь и по сей день...

Лет через десять случайно встретила Лиду на ВЦ одного из НИИ нашего министерства, где она работала старшим инженером-программистом. Она меня узнала, разговорились. Все нормально. У них с Димой две дочки. Старшая в этом году пойдет в школу. Дима работает на заводе. Купили двухкомнатную в заводском кооперативе...

С той встречи у нас установилось, как говорится, «шапочное» знакомство, поддерживаемое профессиональным сотрудничеством наших ВЦ.

В девяностом прошел слух, что Лида с семьей уехала в Израиль. Для меня это стало полной неожиданностью! Правда, потом ее сотрудницы объяснили мне, что лидина мама – еврейка, и потому Израиль принял всю их семью.

Когда через пять лет и мы собрались на Землю Обетованную, я взяла, на всякий случай, лидины израильские координаты у ее сотрудницы, с которой Лида переписывалась.

Лида и Дима работали в Беэр-Шеве, а жили в Йерухаме. Мы же сразу поселились в Иерусалиме. Потому первые несколько лет мы с ними просто спорадически перезванивались, поздравляя друг друга с праздниками. Но на восьмом году своей алии Лида прошла по конкурсу в крупное предприятие хай-тека в Иерусалиме, и продав, по сути, за гроши йерухамскую квартиру, гроши, которых все же хватило на вступительный взнос для покупки трехкомнатной в периферийном иерусалимском Гило, они покинули просторы Негева и переселились в горние выси столицы.

Дима нашел работу в какой-то электротехнической фирме. Старшая дочь и ее хавер из йеменских, с которым она сошлась во время службы в армии, челноковали между Иерусалимом и Гедерой, где жили его родители, и, в конце концов, стали на временный якорь в съемной квартирке в Тель-Авиве, где парень нашел какую-то работу, а она училась в колледже и тоже как-то подрабатывала. Младшая в это время дослуживала свой армейский срок.

По землячеству и старому знакомству мы стали дружить домами.

Прошло еще несколько лет. И Лида, и Дима прижились на своих работах, продвинулись, хотя, что греха таить, основным экономическим двигателем семьи, безусловно, стала Лида с ее хай-тековскими доходами... И они надумали купить дом на земле, как поступили многие сотрудники ее фирмы, поселившиеся в ишуве Хава, буквально рядом с городом.

Мы к тому времени тоже купили квартиру в одном из сравнительно недорогих периферийных районов – на крайнем северо-востоке города, на краю Иудейской пустыни. И здесь оказались, фактически, соседями наших дважды земляков. От нашего дома до Хавы по прямой – километра 2, от силы - 3.




 
Вон они - белые, под красными черепичными крышами, дома ишува на соседнем холме. В прошлый Сукот наши приятели устроили новоселье. Дима попросил моего мужа прибить мезузы, и Миша, изображая заправского рава, не прибил их, правда, а приклеил на косяках дверей, прочитав по бумажке соответствующую молитву. Ну, а потом – хорошо посидели, разумеется...

А вскоре от крайнего северо-восточного угла нашего микрорайона, подрезав склон соседнего холма, на котором располагается смежное с нами арабское поселение, в пустыню, змеино петляя между холмов, устремилось серая лента – так называемый «забор» так называемой «безопасности» - великая стройка заборостроительной мафии, на которую она сподвигла, выкрутив ему руки, прежнего, ныне – ни живого ни мертвого нашего руководителя. С каждым днем, спускаясь от городской окраины ближе и ближе к Хаве, змея забора все более уродовала ландшафт, загадочно-мистический пейзаж Иудейской пустыни. Вначале казалось, что забор обогнет Хаву с севера и востока, и поселение останется внутри как естественный пригород, а в перспективе – и район Иерусалима. Но к весне стало очевидно, что ишув останется по ту сторону забора, за обочиной Израиля. Почему? Казалось бы, буквально несколько сотен метров левее, и он был бы внутри?.. «А по кочану!» - как отвечал на вопросы такого рода один мой давний начальник…

В мае у израильтян традиционно два пикника  со «всесожжениями»: Йом Ацмаут – День Независимости и ЛаГ ба-Омер (33-й день Омера, пятидесятидневного периода между праздниками Песах и Шавуот). В эти дни воздух надолго пропитывается запахами всевозможных шипудим (слово в вольном переводе означает «шампуры», хотя у израильтян более распространена технология жарокопчения на решетках). На огне (аль а-эш) делают мясо, рыбу, овощи… В ЛаГ ба-Омер от заката до рассвета пылают костры…

В этом году Лида с Димой, наши «помещики», владеющие, кроме половины двухэтажного коттеджа в Хаве еще и небольшим прилегающим двориком, пригласили нас на открытую природу праздновать ЛаГ ба-Омер. Мы с радостью и удовольствием приняли это приглашение, ибо ни разу за свои 11 израильских лет не участвовали в лаг-ба-омерских пикниках, как-то в городских условиях не получалось.

К концу дня поехали к ним. Хоть и рядом, вроде бы, но дорога не прямая. Нужно спуститься на один микрорайон в сторону города и оттуда  уже взять на восток и снова на север. Если без пробок – то езды до Хавы – минут семь. В тот день дорога к Хаве и расположенным дальше ишувам Иудеи и Самарии была запружена. Жители поселений после работы стремились до захода солнца оказаться дома и начать приготовления к празднику. Почти сразу же за последними домами Иерусалима на дороге стоит махсом (КПП), где солдаты МАГАВ (пограничной полиции) проверяют каждую въезжающую и выезжающую машину, что, естественно, замедляет движение. Однако, ничего не поделаешь – безопасность превыше всего, что бы ни токовали озабоченные иными проблемами глухари на экранах теликов… В общем, ничего страшного. Солдат заглянул в окно нашей машины и, видимо, физиономистической проверки ему оказалось достаточно, он махнул рукой, и мы выехали на просторы Иудеи.

Дорога почти сразу извилисто пошла к северу, и через пару минут мы очутились как раз напротив нашего дома, только значительно ниже. Дорога пересекла торец исчезающего русла вади (оврага) с его высохшим по летнему времени ручьем и уходящим влево на километр с лишком лесом, в который мы с противоположного конца спускаемся погулять, и где ранней весной, после дождей, грибники «ми-Русия», которых в нашем районе множество, по старой привычке набирают огромное количество разнообразных лесных грибов, с вкусом которых ну, никак не способны конкурировать обычные шампиньоны из супера…

Раньше мы нередко натыкались в лесу на старика-араба, пасущего своих коз и баранов на свежей травке. Стадо приходило от арабской деревни с противоположного холма. Но в последний наш лесной поход этой весной мы увидели, что торец вади теперь отгорожен от арабского холма тремя рядами электронного забора, между которыми проходят две дороги: под подножием холма та, по которой мы сейчас проезжаем, а со стороны города - служебная, для МАГАВных патрулей. Овцы и козы теперь паслись, рассыпавшись по склону арабского холма, ниже их деревни. Ну и хорошо! Ведь опыт показывает, что далеко не все арабы – мирные скотоводы! Скорее наоборот…

И вот мы у въезда в ишув. У ворот – охрана, что-то вроде народной дружины. Звоним Диме, и по его подтверждению, нас пропускают внутрь. Едем по улице среди красивых новых домов и продолжающейся застройки.

А вот и дом наших приятелей. За полгода после новоселья он обжит димиными трудами, ухожен и благоустроен, этот третий их дом на родине, и двор возле дома. Все утопает в цветах, со вкусом разбиты клумбы. Дима говорит, что нанимал рабочих лишь для предпосадочной подготовки земли, все остальное – они сами, с дочерью…

Лида на кухне – готовит разнообразные салаты. Мариновать мясо для шипудим – работа мужская, димина синекура. У него выработался свой израильско-среднеазитский рецепт подготовки мяса, уже неоднократно и успешно испытанный на родных и знакомых. Достаем мои пироги.

Приезжает еще одна пара – лидина сотрудница с мужем. Эти привозят замаринованного канадского саломона (лосося) и еще какие-то салаты.

Солнце ушло к городу, нависающему над ишувом, и скоро оно спрячется за его дома. Миша с Димой загружают в багажник разный древесный строительный мусор, который рачительный хозян, обихаживая двор, приберег для сегодняшнего костра. Погружаемся со всеми маринадами, соленьями, салатами, пирогами, винами, водками, коньяками, водами и соками и спускаемся метров на 300, к краю ишува.

На зеленой еще траве несколько ребят пасут и выгуливают двух лошадей и пару ишаков.

 


 

Но по заходу солнца они уводят животных, видимо, в стойла. Сегодня у пастухов есть дела поважнее ночного – пора зажигать праздничные костры.

И вот – мы увидели первый костер – там в городе, немного пониже нашего дома, в религиозном квартале. Мы тоже разжигаем свой. А через несколько минут в по всей широте панорамы города полыхают уже десятки огней. И наш костер разгорается.

Дима тем временем налаживает мангал. Первым на решетку идет мистер саломон. Он жарится практически мгновенно, не дай Бог его передержать!

И вот уже здоровые ломти ароматного саломона на одноразовых тарелках, в пластиковых станканчиках налито – каждому по потребности, и мой Миша провозглашает «лехаим» за радостный праздник еврейского народа, за его право жить и праздновать на своей земле. Громкое «лехаим» разносится по простору.

Впрочем, мы на лугу не одни. Возле нас горят еще не менее полдюжины костров, и это, как выяснилось впоследствии, только начало! Вокруг костров на каких-то старых диванах и стульях, для которых эта праздничная ночь станет последней, ибо к утру они полетят в догорающий костер, располагаются семьи: светские и религиозные, ивритоговорящие, англоговорящие, франкофоны, испаноговорящие, видимо, «аргентинаим», мы, русскоговорящие… Множество детей с их неизменными «колой» и «бамбой»…

Мы не торопимся, хотя до утра сидеть, конечно, не собираемся. Утром – на работу. Потому, после ужасно сытного саломона и еще одного стаканчика – за здоровье детей (имея в виду всю нисходящую линию: детей, внуков) - перерыв, предаемся болтовне на разные легкомысленные темы.

Меня же все время гложет мысль о том, что вот он Город, рядом. Вот его огни, вот его костры. Но мы отделены от него бетонным забором. Чья злая воля провела его именно так? Ведь провозглашавшаяся идея забора заключалась в том, что МЫ – ЗДЕСЬ, а ОНИ – ТАМ. А что получается? Что ЗДЕСЬ, то есть, на территории Израиля, полно ИХ, а МЫ, то есть жители той же Хавы, оказались ТАМ, за забором!

А ведь жителей Хавы разве что самые оголтелые представители прогрессивной правозащитной общественности решатся отнести к «религиозным фанатикам», «оккупантам», «фашистам», «паразитам». Ведь это, в массе своей – высокообразованные специалисты хай-тека, достаточно аполитичные любители высокого качества жизни, которую они и создают для себя нелегким, но высокооплачиваемым трудом. И ведь не самозахватом и не самостроем они оказались здесь. Землю-то для строительства им выделило государство?..

Я молчу, не завожу разговора на эту тему, боясь расстроить наших приятелей, лишь догадываюсь, что творится в их душах... Я-то знаю, что они в предлагаемых обстоятельствах давно прониклись духом еврейских «правых», для которого в отношении мусульман у нас, среднеазитов, благоприятная почва с самого детства…

…А вот приехала из Тель-Авива Лена, старшая дочь хозяев, со своим Шломой. Дима переходит к своему «ноу-хау» - шашлыкам: он на узбекский манер замариновал индюшачью грудинку с бараньим курдючным салом. Дымы от мангала напомнили о запахах города нашего рождения... И вот, первые шампуры-шипудим готовы, наливаем, пьем за хозяев. Шломо пьет разбавленную соком водку. Все восхищаются вкусом диминых шашлыков. Пьем еще: персонально за хозяйку, персонально за хозяина, за нас, женщин, за наших мужей...

У соседнего костра дети запевают ивритскую песню, наша молодежь ее подхватывает. А мы – так, в меру возможности. Зато потом мы поем что-то из нашей молодости, из Окуджавы, из Высоцкого... И вдруг, приходит на память лермонтовское:

...Ночь светла, пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит...

 
По всей видимой шири Иудейской пустыни на холмах пылают костры. Костры еврейского праздника. А на других холмах - мертвенный свет почему-то излюбленных арабами галогенных ламп и зеленая иллюминация минаретов, периодически разражаюшихся децибеллами нечленораздельного воя...

...К полуночи возвратились в нашу городскую квартиру, продымленную, несмотря на глухо закрытые окна, от костров, разведенных вокруг дома. Всю ночь не спалось. Мешали и дым, и шум веселья подростков, утихший лишь к утру. Но более всего доставал вопрос: неужели-таки сбудутся планы корыстных безумцев, и Хаву «свернут», точнее, свернут ей шею, и ее постигнет судьба поселений Гуш-Катифа?

 

Иерусалим 12.06.06.