«А ты жив?» - «Да». - «Твой отец жив?» - «Да». - «Ну так и он,
Гуш-Катиф, тоже жив...» "Живой журнал" ezrahovkin
Давно, но уже в Израиле, меня попросили написать сценарий Пуримшпиля.
Я начал с конца - с казни Амана, взобравшись на «высокое дерево», он поздравляет
евреев с победой. А потом бросается вниз, разбиваясь на тысячу кусков.
И каждый из осколков попадает еврею в сердце. Их нужно найти и выбросить,
иначе они перейдут к детям по наследству.
Первый осколок связан с гордым одиночеством. Мой знакомый, еврей из
Таллина, жаловался: «Как только мы сняли квартиру в Рамоте, соседи тут
же повалили в наш дом. Откуда мы, да кто мы, не нужно ли чего, приходи
в наш миньян, бери мой старый холодильник... В Таллине мы много лет прожили
в одном подъезде с известным певцом, Георгом Отсом. И за все время ни я
ему, ни он мне не сказали «доброе утро»...
А здесь говорят. Здесь потому и свадьбы обходятся так дорого, что за
десяток лет жизни на родной земле еврей успел «зафрендить», говоря интернетным
языком, кучу знакомых и друзей. И как не поделиться с ними радостью, как
не получить от них благословение…
Но нет пределов совершенству. Они считают, что Ацмона – это не Ашкелон,
а Хеврон не входит в архипелаг Иерусалима. Даже коренные израильтяне еще
не раскусили до конца, что живут в одной стране. Вскоре после разгрома
Гуш-Катиф какой-то человек нагнал меня по пути синагогу и сказал, указывая
на оранжевую ленту на сумке: «Можешь снять. Он умер». Вот уж не думал,
что от ярости степенные иерусалимские холмы могут запрыгать перед глазами.
Я спросил: «А ты жив?» - «Да». - «Твой отец жив?» - «Да». - «Ну так и он,
Гуш-Катиф, тоже жив...»