Семья Шитрит приехала в Израиль из Марокко и поселилась в Сдероте. Отец - Шломо - нашел работу в кибуце. Каждое утро он впрягал ослика в маленькую тележку и отправлялся обрабатывать иссушенную в камень землю. Он отговаривался тем, что идти в поле пешком ему слишком далеко, но кроме ослика, на просторном дворе его дома паслись также козы и бараны: этот крестьянин просто не представлял себе жизни без животных, особенно без любимых лошадей. Овцы, куры, гуси бродили и на соседских участках - в 1950-х и 1960-х годах Сдерот был еще большой деревней.
Прошло сорок лет. Маленький поселок превратился в город, в нем появилась промышленность. Трехэтажные дома и виллы вытеснили бараки, и жители больше не чувствовали себя “деревенщиной”. Только Шломо не обращал внимания на мольбы соседей избавиться от скота, которому не место в жилом районе. Соседи писали жалобы, приходила полиция, чтобы забрать животных, но каждый раз дети семьи Шитрит с воплями цеплялись за лошадей, будто у них саму жизнь отнимали. Власти капитулировали и предоставили Шломо участок земли на окраине города под животноводческую ферму.
Десять лет возводилось чудесное ранчо. Шломо уже был слишком стар для работы, и тогда его старший сын Давид возглавил это огромное хозяйство, насчитывающее сотни голов скота. Ему помогали два его брата - Авраам и Натан. Они выращивали мясные породы овец и коз, знаменитые своим качеством в Сдероте и его окрестностях. Они развели бессчетное количество кур, гусей и голубей. Но главной достопримечательностью фермы были лошади. Все дети в этой семье учились верховой езде примерно тогда же, когда начинали ходить, и на ранчо содержались около шестидесяти лошадей владельцев, а также множество чужих, которых растили и объезжали на ферме.
Шитриты предлагали местным жителям уроки верховой езды, и по вечерам и выходным дням десятки родителей и малышей заполоняли ферму: катались на лошадях, кормили ягнят и козлят, играли с ними. Прибывали новые репатрианты из бывшего Советского Союза, и их дети - предоставленные сами себе, потому что родителям часто приходилось работать на двух работах, - приходили на ферму и понемногу помогали там. Шитриты пользовались всеобщим уважением. Их финансовые дела шли прекрасно - до тех пор, как в 2001 году арабские террористы из сектора Газы начали обстреливать “касамами” Сдерот и соседние кибуцы в Западном Негеве.
Поначалу жители вовсе не считали трагедией тот факт, что приблизительно раз в два месяца в городе взрывалась ракета “кассам”, попадая обычно на пустыри окраинного района “Мем-Шалош” и не нанося серьезного ущерба; старожилы-израильтяне видали и не такое… Однако скоро растущее число раненых осколками пошатнуло всеобщую уверенность, что “все не так страшно” и, благодаря энергичному вмешательству правительства, “это безобразие скоро закончится”.
Из-за относительно небольшого числа фатальных исходов крики о помощи из Сдерота в “большом Израиле” услышаны не были, хотя в прессе периодически появлялись сочувственные сообщения о “сенсационных” случаях. Например, о двоих детях-репатриантах из Эфиопии, которые были убиты на пороге их дома на улице Хаггай осенью 2004 года, или о мальчике, которому взрывом ракеты оторвало ноги. Официальные круги до сих пор предлагают жителям Негева “потерпеть”.
В жилых районах Сдерота на сегодняшний день взорвалось, по меньшей мере, 7 тысяч “кассамов”. Некоторые источники называют цифру в 10000, считая ракеты, которые так и не нашли. После “эвакуации” еврейских поселений из сектора Газа в августе 2005 года, террористы, занявшие эти районы, посылают оттуда ракеты практически ежедневно, иногда по нескольку десятков в день. Властям пришлось ввести звуковое сообщение со словами “Красный цвет” - официальное предупреждение о каждом запущенном “кассаме”. Магнитофонная запись врывается в городскую суматоху днем или в ночную тишину, объявляя бесстрастным голосом, что у жителей Сдерота есть пятнадцать секунд, чтобы спрятаться в убежище.
Никогда я не слышала более неприятного женского голоса. Он сильно бьет по нервам, особенно когда падающие ракеты прерывают записанное сообщение на полуслове, и оно повторяется вновь и вновь.
После того, как ракета “кассам” попала в ферму Шитритов, несколько детей, игравших там с животными, были отправлены в больницу в состоянии истерики. Еще один взрыв - и глухонемой сын Давида был госпитализирован для шокотерапии. Когда девятилетняя Мишель каталась на лошади, та вдруг понеслась галопом, испуганная “Красной тревогой”. Это был последний раз, когда отец девочки привез ее на ферму. Скоро там совсем не осталось гостей: жители Сдерота избегают открытых мест, где после налетов бывает больше всего пострадавших. Внутри домов, где у многих есть “бомбоубежища и “укрепленные комнаты”, люди чувствуют себя в большей безопасности. И Шитритам пришлось продать лошадей.
Несколько животных на ферме погибло при взрывах, и у беременных овец и коз начались выкидыши. Шитриты находили осколки ракет в их шерсти. Овцы не жаловались; они просто прекратили приносить потомство. “Это от постоянной тревоги. Они чуют опасность, - подтвердил местный ветеринар. - Тут ничего нельзя сделать. Вы же видели наших животных”.
Если вы вдруг увидите в Сдероте стаю голубей, резко поднявшуюся в воздух и летящую в одном направлении, можете быть уверенны, что через несколько секунд упадет “кассам”: птицы слышат “Красную тревогу”, и понимая, что это такое, устремляются в безопасное место.
При звуках “Красной тревоги” начинается “безумный лай собак по всему городу”, - рассказывает директор Центра средств массовой информации Сдерота Ноам Бедеин. - Иногда лай начинается за несколько секунд до звучания сирены”. На улицах сейчас не встретишь много народа, но своры собак - везде. Большие, маленькие… Все новые собаки присоединяются к стае, когда очередная семья, в дополнение к 3000 уже уехавшим, покидает город, оставляя позади разрушенные дома и домашних питомцев. Ноам приводит слова ветеринара Рами Левина из кибуца Мефалсим: у собак, прибывающих в его клинику, диагностируются кожные заболевания, вызванные депрессией. Некоторые погибают от сердечного приступа. Рами вспоминает собаку, которая, услышав сирену, прибежала в клинику, забралась под стол и несколько дней не хотела вылезать оттуда. Как поддержать “друга человека”, который прячется и плачет, заслышав “Красную тревогу”? - спрашивает Ноам. Как утешить пожилую женщину, которая только что увидела, как ее “Дружок” выпрыгнула из окна четвертого этажа при первых звуках записи металлического женского голоса?
Шитритам пришлось продать “на мясо” сотни пораженных страхом овец и коз, которые отказываются рожать. Больше на ферме нечего было делать, поэтому Давид и Авраам устроились на работу в городе. Но их младший брат, как и покойный отец, не может жить без животных. Однажды Натан нашел свою затерявшуюся козу в стаде другого фермера. Его спросили, почему он решил, что именно эта коза его, и он искренне удивился: “Как почему? Я ее по лицу узнал!” Натан “лично знал” каждую овцу на ферме и плакал над каждой, погибшей при налетах. На ферме он работал по шестнадцать часов в день и просыпался среди ночи, чтобы сделать уколы животным; теперь он почти все время проводит в постели. Он пытается заснуть, но не может. Он жалуется на боли в разных частях тела, хотя анализы показывают, что физически он здоров. Он говорит, что не может найти работу, но он ее и не ищет. Натан ждет своих овец. У него полуторагодовалый ребенок, и его семья разваливается, потому что его умная и сочувствующая жена все понимает, но говорит, что “не может больше выносить его депрессии”.
“Однажды я была на ферме, когда полетели “кассамы”, - вспоминает теща Натана, Ошрат, социальный работник в Сдероте. - Пятнадцать секунд ожидания и затем - взрыв. Не так уж и близко на самом деле. Теперь здесь почти пусто, только три-четыре лошади сбились вместе около ограды, после того, как услышали “Красную тревогу”. Может им спокойнее, когда они вместе. Они были так похожи на людей, которых я много раз видела в бомбоубежищах: парализованных шоком, неподвижных. Я начала потихоньку двигаться по направлению к ним, и одна лошадь пошевельнулась: она меня узнала. И пошла ко мне, понурив голову. Когда я протянула руку, чтобы потрепать ее по загривку, лошадь вдруг подняла голову и посмотрела прямо на меня. В ее глазах стояли слезы - совсем как у человека. Так мы и стояли вдвоем, глядя друг на друга и плача. Я всхлипывала не из-за истерики: страх уже прошел, - но мне было так жалко эту бедную лошадь! Через некоторое время она немного успокоилась, но слезы все еще текли у нее из глаз, и я знала, что ей было жалко меня”.
Автор благодарит Татьяну Себастян (Russian Jewish Community Foundation, Boston) за перевод этой статьи с английского.
Литературная и стилистическая правка перевода осуществлена сотрудником редакции СК А.Риманом
Седьмой канал