Итак, после взятия Таль Ям атмосфера в Гуш Катифе стала совсем напряженной.И вот на следующий день 29 июня в четверг утром было неожиданно объявлено, что через час Гуш Катиф объявляется закрытой военной зоной, и въезд в него разрешен только постоянным жителям. (Нет, это еще не было окончательным закрытием Гуша, это был пока кратковременный эпизод).
Именно накануне наши соседи уехали к себе в Лод, оставив на нас часть своих детей. Как же они вернутся, была моя первая мысль. ( Забегая вперед - они смогли вернуться только после полуночи).
Кроме того, был закрыт проезд по центральным дорогам и, соответственно, выезд из поселений.
Было ясно, что готовится ликвидация гостиницы.
Ее судьба менее волновала местных жителей, но для них стало шоком закрытие Гуша. Они поняли, что вот оно – предвестие грядущих бед.
У нас в офисе напряженно слушали радио. "Нам обещали, что в день закрытия Гуш Катифа здесь соберутся тысячи. Где они?" И ведь, действительно, обещали, прямым текстом обещали. Моше Фейглин так и писал в своих письмах: ваша задача – оставаться на своих местах, а мы уж придем, защитим, не допустим.
Не было тысяч на махсом Кисуфим – ни тогда, ни потом, во время уже последнего и окончательного закрытия. Были те, кто приехал, кто пытался что-то сделать, но они не были организованы. Для массовых акций протеста нужно руководство. А Моецет Еша тогда готовила Кфар Маймон.
Да и в самой гостинице многие начальники исчезли. Одна Надя Матар взывала к Моецет Еша, прося о помощи. Но они молчали.
В Неве Дкалим по громкоговорителям призвали народ выйти к воротам протестовать против перекрытия дорог. Оставаться на работе было невозможно. Я вышла к воротам. Небольшая группа людей пассивно стояла у ворот. Шоссе было перекрыто. По слухам, гостиница уже агонизировала. Среди присутствующих я увидела Элишеву Гинзбург, жену Гедалии (я упоминала про него, рассказывая, что он возглавил ремонтные работы в гостинице). Почему то она оказалась снаружи. На ней не было лица.
Было понятно, что наша демонстрация не поможет уже ничему. Гостиница бесславно пала, люди расходились.
Душили слезы, чувство бессилия и поражения - это то, что осталось, и так я доплелась до дома. Поскольку, как я уже сказала, Ноа Бен Давид уехала в этот день к себе в Лод (обычно она смотрела за нашими детьми после садика и школы, дети у нас там были общие), то я договорилась с другой соседкой по караванам – молодой женщиной, недавно вышедшей замуж за жителя Неве Дкалим.
-Все, гостиницы больше нет, - мрачно сказала я ей, войдя.
- И хорошо. Подумать только, они собирались поднимать руку на наших солдат. (В скобках – ни на кого они не поднимали, слухи об их "кровожадности" были сильно преувеличены).
У меня потемнело в глазах, и я уже потеряла полный контроль над собой. Бедная соседка получила полную порцию моего гнева на всю ситуацию. Что и как я ей кричала – я плохо помню. Она испуганно смотрела на меня, говорила "беседер, беседер", предложила выпить воды, и после этого мы с ней едва здоровались на улице.
Телевизора, а также интернета у нас не было. Телевизоры были в нескольких кафе на главной площади Неве Дкалим. До поздней ночи народ, и мы в том числе, стоял около телевизоров, где снова и снова показывали сцены "пинуя". Вот довольная семья Михаэля Бен Хорина переезжает в гостиницу незадолго до этого, а вот уже эту семью выносят из гостиницы. Чувства были очень тяжелые. Было совершенно ясно, что это – начало конца Гуш Катифа.
Вот она гостиница уже после захваты ее армией. Вместо веселой компании - военные джипы. Самое забавное, что надпись "Навуходанецер, Тит, Шарон" - так и осталась. Армейского интеллекта не хватило на то, чтобы ее понять и снять.
"Живой журнал" itzhak-imas