Maof

Не зря, ох, не зря Моше Каради, главный инспектор израильской полиции и лучших друг самого Омри Шарона, бросил громкий клич к ветеранам, призывая их покинуть уютные пенсионные кресла и кантри-клабы и выйти в столь ответственный для страны час, чтобы заменить своих молодых товарищей, ликвидаторов и изгонителей, призванных на решение высокой национальной задачи...

Всеизраильская акция протеста против пресловутого «размежевания» была назначена на 17-00 вечера 16 мая сего года. Очевидно, многим довелось - в который уж раз убедиться в своеобразной точности израильского времени. В том числе и мне...

Хотя меня приглашали на перекрёсток Рамот в Иерусалиме, я решила, что пойду перекрывать шоссе на наш перекрёсток Мицпе-Йерихо – вместе с двумя старшими внуками. А пока второй внук Давид не вернулся со школы, мы со старшим внуком Кфиром направились по тропинке, пыльно вихляющей меж тихими взгорками и ослепительно-белыми под жарким солнцем домами, к воротам нашего ишува, потом по широкой столбовой дороге неторопливо спускались к самому перекрёстку. Часы показывали приблизительно 5 вечера. Немногочисленные встречные, с улыбкой глядя на наши с Кфиром оранжевые футболки (украшенные всем давно и хорошо известными слоганами «Мы все Гуш-Катиф и Сев.Шомрон», «И я объединяюсь», «Еврей не изгоняет еврея»), оповещали, что полицейские машины нас уже ждут. Несколько молодых мамаш с детишками на руках, оживлённо беседовавших меж собой около калитки одного из домов, поприветствовали нас: «До встречи на перекрёстке!»

Пыля всеми колёсами, навстречу едет авто то ли коммерческого, то ли служебно-силового назначения, хотя, казалось бы, последнему нет никакого явного подтверждения. Разве что двое сидящих в ней мужчин крепкого телосложения без кип на голове, а особенно специфическая печать на их лицах, выдающая, на мой интуитивно-непросвещённый взгляд, их несомненную принадлежность к соответствующим ведомствам. Они обращают внимание на бабульку с внуком в оранжевом прикиде, и один из них, в синей рубашке, предлагает мне тремп до перекрёстка (хотя их авто едет в противоположном направлении). Бабулька вежливо отказывается, не забыв поблагодарить. «Синяя рубашка» проявляет вежливое упорство, на что снова следует вежливый отказ и обоснование: бабулька любит пешие прогулки. Они оставили меня в покое, и мы с Кфиром продолжили путь к перекрёстку.

От щоссе, соединяющего Иерусалим с Мёртвым морем и Иорданской долиной, завернул автобус, подвозивший мальчиков из школы Маале-Михмаш, где учатся все три моих внука. Оттуда выскочил ухмыляющийся Давид. К перекрёстку подошли мы уже втроём... Подойдя, не увидели там ни народа, ни полиции. И тут откуда-то стало известно, что акция на перекрёстке Мицпе-Йерихо назначена на без 15-и шесть. Зато мы не опоздали!

От шоссе заворачивают и поднимаются наверх машины возвращающихся домой жителей нашего ишува, все они приветствуют нас, явившихся первыми, или гудками, или возгласами, или улыбками. Значит, эти успели проскочить, иерусалимская акция их ещё не задела. Правда, анонсированной полиции чего-то не видно. Но вот и она! – как видно, те, из встреченного нами авто, по рации или мобильнику уже сообщили куда следует, что к перекрёстку приближаются весьма опасные для дела мира и прогресса бабулька с 11-летним внуком в провокационно-оранжевых футболках. Подходит и усаживается на пригорок молодой человек в белой рубашке, потихоньку подтягиваются уже встреченные нами молодые мамаши с колясками и младенцами в них. Мы все вместе спускаемся к самому перекрёстку.

А я и не заметила, как полицейские уже подкатили, и несколько из них выстроили редкую, очень символическую цепочку вдоль шоссе. Подходят ещё молодые женщины с детьми. Становится шумно и весело. Вижу – приближается компания ровесников и друзей моих внуков, мальчишек возраста от 8-9 до 13 лет, меж ними и молодёжь постарше - учащиеся нашей йешивы. Внуки оставляют меня и присоединяются к друзьям. Вглядываюсь в сторону ишува – по тропинке, вьющейся меж взгорками, группка йешиботников весело катит две шины – автомобильную и велосипедную. Потом они на какое-то время исчезают с поля моего зрения.

А пока что подходят ещё женщины с детьми и молодые ребята, все собираются на пригорке у самого перекрёстка. Не дремлет и полиция, пополняя количество прибывающих «воронков». Но пока что всё тихо-мирно: мы расположились вдоль шоссе лицом к лицу со скучающими полицейскими, у каждого из которых, даже у одной девушки среди них, за плечом болтаются автоматы. Не иначе, охраняют нас от случайных террористов, которые  ненароком тут могут оказаться...

Оборачиваюсь и вижу, что мои внуки вместе со своими друзьями направляются по взгоркам в сторону йешивы, где на горке уже оказался «чёрный воронок» (я не знаю, честно говоря, как в Израиле называются такие машины, поэтому прибегаю к родному советскому сленгу). За нашими мальчиками быстрым шагом рвануло несколько полицейских, и среди них уже знакомая мне «синяя рубашка» условно штатского человека. Тут-то я и смогла убедиться, что интуиция меня не подвела: этот условно штатский выглядел весьма важной птицей. Считанные минуты назад он пытался обратиться ко мне, но я повторила ему сказанное ранее: «Тода у-леИтраот! (Спасибо и до свидания!)» Но наверно, в тот момент он предпочёл беседам с бабулькой в оранжевом пристальное наблюдение за действиями её внуков и их друзей.

Как оказалось, уже упомянутые парни с шинами притаились меж взгорками, поджидая подходящего момента. Такой момент, который скорей можно назвать самым неподходящим, наступил, когда к ним приблизилась толпа мальчишек, а за ними маленькая россыпь полицейских. Я между тем издали наблюдала за суетой, образовавшейся в этом месте. Кончилось тем, что шины были арестованы и отбуксированы на авто условно штатского товарища. Потом мне рассказали, что заодно полицейские сфотографировали нескольких пацанов, в их числе – и моего Кфира. Во всяком случае, всё обошлось весьма мирно, без насилия с чьей бы то ни было стороны. Кфира это происшествие с арестом двух шин и фотографированием его с товарищами весьма взбодрило, его довольная мордашка так и светилась радостью.

Подошли наши ишувские мужчины, и тут молодые мамы с колясками, как по команде, вышли на шоссе, образовав цепочку. Тут же к ним присоединились мальчишки из компании моих внуков – они попросту уселись поперёк шоссе. Полиция выглядела обескураженной, потому что минуты шли, а они только сновали вдоль цепочки и ничего не предпринимали. Позже я подумала, что к нам прислали очень мирных полицейских, на которых, как видно, не хватило «озверина». Ведь, судя по поведению полицейских не только эпохи «Паханута и Итнаткута», но ещё с «рабино-пересовских» времён и акций «Зо Арцейну», их перед каждой демонстрацией протеста против Осло и Итнаткута основательно накачивают «озверином».

Оказалось, что уже упомянутая девушка-полицейская – «из наших», русскоязычных. Выяснив, что я тоже говорю по русски, эта девушка, по имени Оля, указав на сидящих поперёк шоссе детей, спросила: «Вам детей-то не жалко?» - «Жалко. Но эти дети сами, по собственной инициативе сюда пришли. Потому что нам всем жалко детей и вообще людей Гуш-Катифа!» - «Мне тоже жалко, но ведь есть законы, и надо им следовать!» - «О каких законах вы говорите? Это закон – изгонять тысячм людей из их домов?» - «Моё дело – выполнять приказы! А вы, значит, плохо своих детей воспитываете!» - «Да нет, наши дети воспитаны как надо! А вот вы – неужели другой работы в Израиле для вас не нашлось, а только с народом бороться? Мне стыдно, что вы из России...» Больше я эту Олю-полицейскую на шоссе и возле шоссе не видела.

По обе стороны нашего перекрёстка выстроились колонны мирного транспорта. Возле самого перекрёстка возвышался громадный туристический автобус, направлявшийся от Мёртвого моря в сторону Иерусалима.

Какой-то полицейский с брюшком забегал вдоль сидевших пацанов и стоявших за их спинами взрослых и выкрикивал, стараясь казаться как можно более грозным и солидным: «Пять минут! Даю вам пять минут – чтобы очистили шоссе!» Его грозные приказы были встречены смехом и шутливыми возгласами. Но и встав, подростки ещё какое-то время мельтешили на проезжей части. Но вот колонны машин тронулись. Из туристического автобуса на нас улыбаясь смотрели иностранные туристы и приветственно махали руками. Надо думать, они, приехавшие из какой-нибудь западной страны с развитой и настоящей, а не декларированной, демократией, нас понимали.

Какой-то тип в штатском, коллега «синей рубашки», начал толкать одного из наших подростков, и тут я подошла и грозно сказала: «Пожалуйста, без рук!» Почему-то этот тип, на полторы головы выше меня, отпустил парнишку и забормотал: «Беседер, беседер...»

Тем временем подъехали ещё «воронки», и из них высыпали спортивные, отлично тренированные парни в серо-болотной форме, как мне сказали, «ясамники» - специальное подразделение полиции, созданное ещё во времена взлёта «мирного процесса» для борьбы с поселенцами и их сторонниками.

И вот уже какой-то «ясамник» отыскал где-то между пригорков старую рваную шину – и её торжественно оттащил в свой «воронок». А йешиботники притащили огромные мешки, наполненные рваной бумагой и прочим мусором – тоже добыча для доблестной гвардии «ЯСАМ». Негусто... Правда, назавтра я узнала, что какого-то парня из нашего поселения таки задержали; не иначе, для демонстрации эффективности своей непримиримой борьбы с «врагами мира, демократии и законности».

Начало смеркаться, да и жара медленно, но верно уступала место лёгкой прохладе. Мужчины и парни встали на молитву «Минха», а между женщинами распределили книжечки с псалмами.

Окончив чтение своих псалмов из полученной книжечки, подняла голову и увидела мирную картину: приятели моего внука и кто-то из их отцов мирно беседуют с полицейскими. А на отдалённом холме всё так же дежурит «чёрный воронок». Молодые мамы расходятся по домам.

Так у нас на перекрёстке Мицпе-Йерихо прошла всеизраильская акция «Пробный шар». Как мне сказали, от ишува пришло около 150 человек (не знаю, учитывали ли младенцев в колясках), зато полиции было более 10 человек, да к тому прибавить 25 бравых «ясамников». Вот и сделайте подсчёт!

Не зря, ох, не зря Моше Каради, главный инспектор израильской полиции и лучших друг самого Омри Шарона, бросил громкий клич к ветеранам, призывая их покинуть уютные пенсионные кресла и кантри-клабы и выйти в столь ответственный для страны час, чтобы заменить своих молодых товарищей, ликвидаторов и изгонителей, призванных на решение высокой национальной задачи...