Уверен, что выбрала меня непосильная задача – дать картинку жизни в
одном из самых залапанных прессой поселений Иудеи. Времени на новой работе
нет совсем, но все же попробую хотя бы начать.
Количество масок, надетых нашими СМИ на жителей этого небольшого, тысяч
на шесть, городка огромно. Но не меньше краски потратили сами жители,
раскрашивая себя то в «цвета войны», то в белые цвета праведников.
Сколько это - шестнадцать лет? Для старика – ничего. Для подростка
– вся жизнь. А для влюбившегося и помолодевшего старика? И вечность и мгновение.
С 1948 года, по еврейскому летоисчислению, когда Авраам, прародитель
евреев, похоронил здесь свою жену, поселение Кирьят-Арба известно вот уже
3819 лет. Но только с начала семидесятых годов прошлого, двадцатого
века по чуждому нам исчислению, этот город вернулся к своей молодости.
Что для него сорок лет, по сравнению с его же сорока столетиями…
До начала приезда евреев из СССР здесь жили
только религиозные идеалисты.
Но вот уже шестнадцать лет здесь живут «русские», среди которых кавказцы
и бухарцы, западеньские и масквачи, питерские и таджикские - всякой твари
по паре и без оной, поскольку много разведенных..
Они, как огурцы в соленой воде, непроизвольно впитывают
историю и традицию евреев, но при этом не становятся ни солью, ни помидорами.
Они – «русские».
Бразильский сериал «Санта Барбара» им ближе израильского
сериала «Шир шеляну» (большевистское название «Наша песня») . У них в домах
звучит русская речь и новости из России они узнают раньше новостей из Кирьят-Арба.
За шестнадцать лет жизнь этих людей изменилась, но осталась прежней. Многие
так и не выучили «язык аборигенов», успев забыть многие русские слова.
Спросите их, как будет по-русски «масаит» - станут щелкать пальцами и говорить,
что вертится на языке.
Их дети, выросшие здесь, знают иврит и не считают
еврея из Эфиопии негром. Их мам до сих пор передергивает, когда утром на
остановке девочка по-дружески чмокает в щеку эфиопа и марроканца.
Но дети на это уже давно не обращают внимания. Они все понимают. Их родители
– дети изгнания. А они – дети древней и молодой Кирьят-Арбы. Они рано идут
работать, они – поколение компьютеров и интернета, а у родителей нет денег
на эти дорогие игрушки.
Они раскованны и скромны одновременно. Они, дети врожденных атеистов,
целуют при выходе косяк двери, как религиозные евреи, но ходят с голым
пузом. И не видят в этом противоречия. Им плевать на политику, но в армию
идти – почетно. И чем круче войска – тем престижнее. Они в восемнадцать
лет делают себе права и покупают машины, зарабатывая грузчиком в магазине.
Ради них приехали сюда их родители. Ради них ни одного героя этой картины
я не напишу «с натуры». Любое сходство – чистое совпадение. Но и придумывать
ничего не хочу. Так, как было на самом деле – не придумаешь. Никаких прототипов
нет, никакой хронологии событий. Никакой связи между событиями и героями
– все придумано и правдиво одновременно.
Хотя все равно, быть битым.
И сделал!
Дочка Василия пришла из школы. Безработный папа – это такое счастье
для ребенка! Только чуть глубже в глазах видна грусть.
- Чёт у тебя лицо красное,
доча?
- Жарко в классе-караване.
- Воду пила? Ты знаешь
сколько воды ты должна выпить? Пустыня здесь.
Василий погладил чадо по голове, и задумался. Картинка в телевизоре
показывала повышение температуры в следующие три дня. «Куда же еще повышать?
И как они там, в караване, будут учиться?»
Что такое жара в вагончике, называемом здесь караваном, он знал очень
хорошо. Год, пока не накопили денег для покупки квартиры, (ссуду нищим
не дают) жили в таком.
«Неужели я за свою кровиночку не могу вступиться! Да что же, я совсем
никчемный?!» С такими мыслями он стал одеваться.
Школа в двух шагах от дома. Он зашел в класс и вспомнил сауну,
в далеком городе. Здесь в Израиле какой-то идиот сделал санитарной нормой
температуру в сауне девяносто градусов, и потому Василий в сауну не ходил.
Но в разогретом на солнце караване была настоящая сто двадцатиградусная
сауна.
Постояв десять минут в раздумье, а скорее для запала, он ринулся к директору.
Маленький толстенький добряк, которого Василию пришлось однажды за ноги
вытаскивать, застрявшего в узком лазе в пещере Бет-Джубрина, развел
руками:
- Денег нет, Васа!
- А кто может решить
вопрос?
- Зам-Зав- РОНО.
В новом здании муниципалитета чистота и прохлада. Отдел образования
ничем не отличается от советского – секретарша в приемной и два кабинета
в две стороны. Сын секретарши – одноклассник дочери. Поговорив о надвигающейся
жаре, о классе-караване, Василий понял, что она держится за свое место
и говорить не станет. Ему легко ее понять. Но он за дочу глотку перегрызет
любому. Горло зама было тоненьким, на один зуб, но седая борода и пейсы
сразу остановили грозного папашу. Посмотрев в глаза этого, в прямом
смысле «Божьего одуванчика», Василий вышел и, под крики секретарши «Низя»,
вошел в дверь напротив.
Вольяжный, чисто выбритый,
с очень приличным животом, Зав отложил газету, и одев дежурную улыбку,
предложил сесть.
- Хорошо у тебя здесь.
Василий не фамильярничал. В иврите нет «Вы». Даже к царю.
- А в чем собственно,
дело.
- Ты меня помнишь?
- Ты, вроде, работал
на заводе в Хевроне.
- Вот видишь. Помнишь.
И, если ты помнишь, я, если что решил – выпью обязательно, - сходу
перевел Вася любимого Высоцкого.
- Ты запил, что ли?
-Не дай бог. Я вот пришел у тебя здесь охладиться, после класса-каравана.
Хорошо здесь. Газетка, кондиционер.
Улыбка на лице Зава сократилась
вдвое, но осталась.
- Мы сейчас строим второй
этаж школы, и там будет…
- Ты мне про светлое
будущее не рассказывай. Завтра повышение температуры а после завтра «Хамсин».
- А что я могу сделать?
У меня там, - Зав тыкнул в небо - связей нет.
- А ты вот этот кондиционер
туда в класс переставь. И все дела.
Зав снисходительно увеличил улыбку до прежних размеров.
- Ну, это не реально.
Но я подумаю, что можно сделать. Завтра зайди.
Василий ушел домой в твердой уверенности, что Зав забыл о его существовании
в момент, когда закрылась дверь.
Знакомый еврей из Бухары, спец по холодильникам, объяснил ему, что перестановка
займет несколько дней. «Действительно нереально, но даже если тебя съели,
есть два выхода – думал Василий, возвращаясь в школу.
В соседнем караване, над которым раскинулся до боли родной вяз, было
прохладно.
«Сетка! Какой же я идиот! Надо над теми караванами натянуть сетку,
и все» Такими сетками накрывают в Израиле саженцы, спасая от солнца.
Когда найдено решение, все остальное – детали. Или, как говорят религиозные
– замысел творения равен творению.
По дороге назад, к Заву, он внимательно прочитал
объявления на доске муниципалитета. Это висело в самом центре.
«Вручение аттестатов состоится завтра в торжественной обстановке в спорткомплексе.
Присутствуют раввины, главы, и .тд. и т.п.»
Зав удивленно вскинул брови, не успев сразу одеть
улыбочку.
- Я нашел приемлемое
решение. Надо натянуть сетку. Быстро и дешево. Я не работаю, могу помочь.
В глазах Зава впервые промелькнуло раздражение.
- Хорошо, мы займемся
этим.
Василий вышел, напевая по-русски: «Мы рождены. Чтоб сказку сделать былью»
. Направился он прямо к скамеечке, возле банка, где сидят женщины. Там
он сразу наметил двух, наименее приятных на вид и не говорящих
на иврите.
Объяснив цель – защиту детей - он попросил их встретиться завтра в 9.30
возле спорткомплекса.
Рано утром, чтобы никто не подумал, что он побирушка,
набрал возле магазина гнилых помидоров.
Зав стоял возле входа в костюме и галстуке. Улыбка была
в два раза больше той, которая предназначалась Василию вчера. Короткий
и незаметный, как духовая стрела папуасов, взгляд в авоську с помидорами
сократил улыбку с размера «для начальства» до размера «для приезжих».
- Мы занимаемся, вот-вот
привезут сетку.
Женщины, не понимая, что он сказал, вопросительно уставились на Василия.
- Он сказал, что перебьёмся.
Сказать, что они начали на него кричать – это ничего не сказать. Лицо
еще скрывалось под гримасой, но в глазах была уже тоска. Слов Зам не понимал,
но они были здесь лишними. Василий забеспокоился и попытался
остановить товарок, пока они его не «отоварили». Пришлось прикрывать его
своей широкой спиной.
Сквозь причитания он на иврите спросил Зама:
- Ты хочешь, чтобы мы
вошли в зал во время праздника и устроили тебе будни?
Всё. Маски слетели до последней. Уголки губ опустились вниз, тоска улетучилась
и в глазах появилась ненависть.
- Ты этого не сделаешь,
- прошипел он.
- Еще как сделаю! И
объясню обществу, что и почему. И о твоем кондиционере и о моей сетке.
И ты сделаешь все, как мы договорились, но только с театром посередине.
Ты этого зрелища сам добился. А я посмеюсь, - спокойно ответил ему Василий,
и пошел в сторону входа.
- Я вызову полицию!
- Вызывай. У полицейского
из Хеврона сын в этом классе. Он еще не знает о сауне в классе, самое время
ему рассказать, - искренне улыбаясь ответил безработный.
Женщины, растерянно смотрели то на одного, то на другого, пытаясь понять,
чья берет.
Зав вдруг подошел к Василию и с нежнейшей улыбкой, поглаживая
его по плечу, проелеял:
- У нас сейчас есть
место учителя спорта. Я бы с удовольствием тебя туда взял.
Вот такого оборота Василий не ожидал. Все что угодно, но не подкуп.
По старой привычке, вдохнул, задержал дыхание и досчитал до десяти.
- Я подумаю, но сначала
– сетку.
Осунувшиеся плечи Зава, как белый флаг над бастионом, остановили Василия.
- Когда будет сетка?
Только точное время, в которое ты сможешь уложиться, даже если будет землетрясение.
Зав РОНО впервые серьезно задумался.
- Сегодня в три часа
дня.
- ОК. Только смотри,
дорогой. Этот твой праздник не последний. Но тогда уже ты меня не остановишь.
И, кстати, я подумал и отказываюсь от твоей работы.
В три часа сетка накрыла караваны. А Зав стал очень вежливо здороваться
с безработным по имени Васа, значение имени которого для себя разъяснил
«Ве аса», что значит на иврите «И сделал».
