Дело было в минувший шабат в Хевроне. Нависшие над крышами свинцовосерые тучи обрушивали на покрытые кипами и шляпами головы ледяные потоки дождя, пронизывающий до костей озноб не давал подолгу стоять на месте. Словом, погода никак не располагала не то, что к экскурсиям, но даже к обычным субботним прогулкам, загоняя народ кого по домам, а кого в теплые залы пещеры Махпела, где к нашим услугам был представлен Хумаш с недельной главой, Теилим и полный набор святых книг, позволяющих выполнить завет Мудрецов: «Изучение Торы - превыше всего!» Но что это? Откуда взялась эта небольшая толпа, собравшаяся у за пертой железной двери у входа в квартал Авраамавину. И ради какой чести ее охраняет целая рота солдат в касках и бронежилетах и М16 наизготовку?

Секрета тут никакого нет. Мы, в том числе, и ваш покорный слуга, оправляемся на короткую прогулку в Касбу, исконно еврейский квартал, пятнадцать лет назад отданный на поругание врагу ради призрачных мирных идеалов. Впрочем, присвоен арабами он был гораздо раньше, в печально знаменитом Тарпате (1929 г.), когда англичане наспех вы возили уцелевших после кровопролитного погрома евреев. Тото заплясали от радости налакавшиеся нашей крови злодеи, захватывая опустевшие дома, срывая с косяков мезузы и оскверняя древнюю синагогу Аврамаавину!

Многое из потерянного тогда мы, слава Бгу, сумели вернуть, хоть подчас и дорогой ценой. Но, увы, еще больше наглухо заперто от нас за разделительным забором, отгорожено бетонадами под неусыпным оком солдат и магавников. И плата за дерзкую попытку переступить этот на вязанный нам рубеж - в лучшем случае, арест, а в худшем - арабский нож или пуля.

Я сам однажды, рискуя свободой, переступил этот драконовский запрет несколько лет назад, в ночь шабата Хаей Сара. Шагая в сторону КирьятАрбы, я обогнул Махпелу снизу и вдруг остановился у входа в спящий арабский квартал. Что толкнуло меня тогда в спину, черт его знает, только я мельком оглянулся по сторонам (солдаты были рядом, но чемто отвлеклись) и мышью юркнул за бетонады. Честно говоря, ничего особенного или сверхопасного в «запретной зоне» для меня не оказалось. Если перефразировать бессмертные строки: ночь, улица, фонарь, автостоянка, где белозеленые номера чередовались с желтыми (уж израильскимто арабам дозволено разъезжать, где только вздумается). Квартал, похоже, видел десятые сны, на дворе ни души, лишь коегде в окнах отблескивало голубоватое свечение телеэкранов. Постояв минут эдак пять, я преспокойно выбрался на дорогу и зашагал дальше (солдаты опятьтаки ничего не заметили). В последующие годы этот номер уже не проходил: стража была начеку. Нашлись, видать, последователи…

Но все это в прошлом, а нынче моя мечта сбылась - я удостоился шагнуть в годами запретную для нас зону не втихаря, а совершенно официально и даже с усиленной охраной. В принципе, до меня и раньше доходили рассказы о походах в Касбу, а в этот Хаей Сара удалось да же прошвырнуться по ней, правда, галопом по Европам. Ну, а теперь нам предстояла уже настоящая экскурсия во главе с хорошо всем известным Шмуэлем Мушником.

Прежде чем рспахнуть ворота командир провел краткий инструктаж: не отбиваться от группы, арабов не трогать, миротворцев и анархистов - тем паче. Наша толпа разделилась на две группы, первую, ивритоязычную, сопровождал Шмуэль, вторую - какойто незнакомый мне гид. Дождь все усиливался и мы поспешили нырнуть под массивные каменные своды. С нихто и начиналась Касба.

Каков же он, издревле наш квартал, по которому так долго не ступала еврейская нога? Узенькая улочка (впрочем, по словам Шмуэля, довольно широкая, ибо по ней запросто пройдут навстречу друг другу два осла с поклажей) почти на всем протяжении петляла под арками, ныряла под сводчатые потолки, напоминавшие тоннели. Но все это, как остроумно заметил наш гид, вовсе не для того, чтобы укрыться от плохой погоды, но в давние времена вот такие переходы заменяли собой крепости. Что поделаешь, разбойников водилось тогда великое множество…

Средневековая община Хеврона, как известно, была сплошь сефардской (ашкеназы появились здесь гораздо позже). Добрую ее половину составляли изгнанники из Испании, оттого квартал и назывался на ладино «картижо», остальные - арабоязычные евреи, в короткие сроки смешавшиеся со сфарадим. Многие столетия в этих кривых запутанных пе реулках звучали нараспев слова Торы, создавались монументальные каббалистические труды, по сей день изучающиеся в специальных иешивах. И все это при напряженной, полной всевозможных опасностей жизни и невероятной скученности. Недаром дома тогда строились в тричетыре этажа, по тем временам, то же, что для нас девятиэтажки. Посмотрите вот на этот дом с парными окнами - не торопясь, говорит Шмуэль - когда мы здесь еще ходили свободно, каждый шабат в его ок нах горели свечи…

Увы, в этом доме не жило ни единого еврея. Как ни горько, но факт: немало, ох, немало хевронских арабов знают, что их далекие предки были некогда нашими собратьями. Не оттого ли, оторванные от своих корней кто по своей воле, а кто насильно, они затаили к нам самую, что ни на есть животную ненависть? Впрочем, чему тут удивляться, ведь самыми рьяными антисемитами в царской России были не кто иные, как выкресты.

Поворот и мы оказываемся в проходе, очень похожем на рынок у Яффских ворот. По обе стороны тянутся бесконечные ряды железных дверей с засовами и амбарными замками, напоминающие мне знакомые с детства кооперативные гаражи. Когдато, говорит Шмуэль, по этому базару приходилось ходить, раздвигая арабов руками, а вокруг, куда ни глянь, вовсю кипела бойкая торговля. И уж чегочего тут только не было, от щекочух ноздри пряностей и бальзамов до гигантских верблюжьих туш, разделывавшихся неподалеку, в месте, которое, к стыду нашему, именуется «двором каббалистов». И, что еще больнее, бойня живет и здравствует и по сей день.

И вот теперь от всего этого изобилия остались рожки да ножки интифада, подобно бумерангу, пребольно ударила по мелким арабским бизнесам. Открытых лавочек - раз, два и обчелся, и те торгуют сувенирами, да чипсами. Та же картина и возле Махпелы и в районе квартала Авраамавину: там тоже полно таких вот заброшенных магазинчиков. Я пишу все это вовсе не потому, что жалею арабов, как раз наоборот. Не каждый посетитель Хеврона задается вопросом: а где же, собственно покупают продукты живущие здесь евреи? Как ни прискорбно, но в Хевроне нет ни одного даже завалящего маколета, в то время, как люди вынуждены за любой мелочью тащиться в КирьятАрбу или, того дальше, в супер «Рами Леви» на перекрестке Гуш. А ведь почему бы не купить для начала хотя бы две арабские лавочки и переоборудовать их под удобный современный минимаркет? Евреи всегда считались торговыми людьми, так нам и карты в руки. Чтобы в полном соответствии со словами Маяковского: «стала оперяться моя кооперация».

Увы, до осуществления этой мечты еще далеко. В один из прошлых приездов у меня был разговор об этом с Мушником, тот, разумеется, обеими руками «за», однако… Все упирается в пресловутое ГА ЦАГАЛа, которое и без того готово сожрать нас (как, впрочем, и всех еврейских жителей Иудеи и Самарии) без соли и перца, а не то, что позволить открыть магазин. Вот и приходится крутитьсявертеться, с горьким вздохом поглядывая на ряд запертых железных дверей. Вообще, атмосфера в Касбе царит какаято безрадостная. Может быть, так кажется из-за плохой погоды, а, скорее всего, такое ощущение возникает при виде следов содранных с дверных косяков мезуз, пустынного рынка, арабского кафе, которое я поначалу принял за бесплатную столовую для бомжей и наркоманов (последних крутилось вокруг поря дочно, их легко отличишь по остекленевшему взгляду и неестественно расширенным зрачкам). Недаром говорят, что с евреями уходит благос ловение, вот и превратился квартал, где испокон веков жили мудрецы и праведники в рассадник наркобизнеса и разгулявшегося криминала. Кстати, о криминале. Когда мы шли через рынок, у одной из немногих открытых лавочек стояла машина, белый «Сеат» с желтым израильским номером. Так вот, поравнявшись с ней, я машинально глянул на задний номер и у меня под кипой буквально встали волосы дыбом: цифры на табличке были шестизначными, что не соответствует году выпуска машины, на переднем же бампере красовался обычный семизначный номер. (Для справок: шестизначные номера ставились в 6070 гг., с 1980 г. и по настоящее время израильские автомобили регистрируются под семизначными номерами.) Внешне не подав виду, я тихонечко шепнул солдатам: «Обратите внимание вот на эту машину». Сомнений быть не могло - «Сеат» угнан. Только вот зачем так глупо выдавать себя с головой?

Но вот рынок, наконец, закончился и перед нами открылась зажатая угрюмыми каменными стенами площадь. Здесь мне бросилась в глаза мемориальная доска, не столько она сама, сколько оттиснутые на ней даты: 1432-2004. Сперва я подумал, что это, вероятно, юбилей какого-нибудь исторического события, но…

Эта площадь носит имя Германии - объявил наш неутомимый Шмуэль видите доску, заклеенную плакатом? На ней написано, что правительство Германии совместно с Испанией вложило немалые средства в развитие арабского Хеврона. А 1432 год - это не дата постройки дома, а год хиджры, мусульманского летоисчисления, что соответствует 2004 году.

Вот так-то. Верь после этого извинениям испанцев за кровь и слезы изгнанников. Да и Германию Холокост ничему, похоже, так и не научил, раз они продолжают руками арабов рыть нам могилу. И никакими гуманистическими отговорками тут не прикроешься, милосердный к жестоким неизбежно опускается до жестокости к милосердным, это ясно, как дважды два четыре.

Кстати, Хеврон кишмя кишит всякого рода миротворцами и заступниками «героического палестинского народа, стонущего под пятой оккупантов». Кого только среди них нет! И наши доморощенные левачки и анархисты и ооновцы и «тифозники» (от аббревиатуры TIPH, чьи джипы частенько раскатывают по еврейскому кварталу). Они довольно часто попадались нам на глаза, статные, подтянутые, с презрительносамо довольным выражением холеных лиц, в руках нацеленные на нас тяжелые профессиональные фотоаппараты и мне приходилось отшатываться в сторону, дабы в шабат не угодить в кадр. Уже на выходе из Касбы попались и другие - в синих жилетах, с красными нарукавными повязками, подобные тем, какие в Союзе носили дружинники. Трое из них. судя по светлым шевелюрам и холодноголубым глазам, то ли немцы, то ли скандинавы и один негр, наверняка соплеменник тех, кто нелегально проникает к нам через египетскую границу из Судана или Сомали.

На этом наша прогулка подошла к концу. Мы вышли к Бейт-Романо и за нами захлопнулись тяжелые ворота, словно возвращая нас из чуда к суровой реальности. Сердечно поблагодарив солдат, обе группы рассеялись, кто домой, кто по синагогам, чтобы успеть на минху и третью субботнюю трапезу.

Нудный холодный дождь то моросил, то хлестал, холодя мою шею под воротником куртки. Зябко перебирая плечами, я помчался в сторону Махпелы и на бегу пытался представить себе Хеврон будущего. Не зловеще - мрачный, а радужносветлый, искрящийся радостью, где на каждом углу вновь зазвучат слова Торы и не будет ни единой входной двери без мезузы. Без мечетей, но с синагогами, с нарядными еврейскими магазинами, с шумным и веселым рынком, где вместо верблюжатины будет продаваться кашерное мясо. И, конечно же, мы сможем ходить по этому великолепному городу, не страшась ни арабов, ни полиции и, словно грибы после дождя, здесь поднимутся новые еврейские дома.

Быть или не быть такому Хеврону зависит от каждого из нас, дорогие евреи!

Фото Давид Рабкин