"Время", Январь 1998
Странные вещи происходят в нашей стране. Странные и страшные. То, что
еще вчера было излюбленной темой фельетонистов русскоязычной прессы - навязчивые
исторические и доисторические аналогии сегодня стало реальностью. Что называется,
накликали.
Бюджетная возня в кнессете и наши новогодние хлопоты заслонили собой
целый ряд событий, каждое из которых по отдельности заставляет взяться
за голову. Антисемитский инцидент в Неве-Ротем оказался менее важным, чем
заседания парламентской финансовой комиссии. Евреи предпочитают считать
деньги в то время, когда в синагоги летят бутылки с зажигательной смесью!
Свитки Торы в огне, а депутаты спорят о надбавках на съем квартир! Случись
нечто подобное за границей, шум стоял бы до небес. Хотя кто знает? Времена
изменились.
Судья на процессе Татьяны Соскиной цитирует... Коран. Дескать, очень
уж были оскорблены религиозные чувства мусульман. Без соответствующего
шариатского обоснования еврейский суд в Государстве Израиль теперь не выносит
приговоров? "Деяние" Соскиной даже неквалифицированный юрист отнесет к
разряду мелкого хулиганства, за которое даже советский суд приговаривал
к пятнадцати суткам заключения. Разбитое стекло в машине - еще месяц, либо
возмещение убытка плюс небольшой штраф на выбор.
Другое дело, если "шьют" политику. Пресловутая карикатура, на которой
изображен пророк Мухаммед со свиным рылом, относится к разряду "разжигание
национальной и религиозной розни". Но эта статья в нашей стране используется
исключительно по отношению к тем, кто оскорбляет религиозные чувства правоверных.
Оголтелая антирелигиозная пропаганда привела на прошлой неделе к настоящему
погрому в Неве-Ротем. На Западе Антидиффамационная лига ведет учет подобных
случаев, заносит их в специальную статистику и публикует ежегодные отчеты.
У нас же в Израиле антисемитизма не бывает, не так ли? Поэтому скульптор
Игаль Тумаркин, написавший: "Когда я вижу харедим, я понимаю нацистов",
разгуливает на свободе. И журналист Амнон Данкнер, предложивший связать
религиозных евреев бородами и сжечь, улыбается с телеэкрана. А Таня Соскина
сидит в карцере.
"Мирный процесс" стоит свиной головы
Статьи нашего постоянного автора Авигдора Эскина мало кого оставляли
равнодушным. Некоторые читатели соглашались с ним, некоторые писали гневные
письма в редакцию. Вот уже две недели Авигдор ведет дискуссии со следователями
из полиции. Он находится в тюрьме, причем в лучших традициях его - лишили
встречи с адвокатом. Разумеется, изолированный заключенный, который ничего
не знает о том, что происходит на свободе, гораздо более удобен оперу.
К тому же пресса ничего не узнает об условиях заключения. Та пресса, которая
вообще готова об этом информировать своих читателей.
Поразителен сам факт ареста "за намерение бросить свиную голову на Храмовую
гору во время молитвы арабов". Не за попытку даже, а за "намерение". Каким
образом полиция собирается строить обвинительное заключение - загадка.
Ноне нам их учить. Скорее всего в качестве аргумента будут приведены слова
арабских главарей о том, что могло бы произойти, если бы подозреваемым
(обвиняемым?) удалось осуществить задуманное (где? когда?). Если вообще
аргументы понадобятся. Дело-то архисерьезное - остановить "мирный процесс"
при помощи одной свиной головы.
Интересен и другой аспект, роднящий дело Эскина-Паковича с прогремевшим
в свое время делом Бейлиса. Киевского еврея царское правосудие обвинило
в 1913 году в убийстве украинского мальчика Алеши Ющинского с ритуальной
целью. В обвинительном заключении говорилось, что кровь убиенного предназначалась
для добавки в мацу. Главный абсурд заключался в том, что, согласно еврейской
религии, маца с кровью является совершенно некошерной, непригодной в пищу.
Ее не то что в праздник Пейсах - в обычные дни нельзя в дом вносить. Крестьяне
Киевской губернии - присяжные - оправдали Бейлиса
Обвинение против Эскина-Паковича, религиозных евреев, отличается еще
более откровенной нелепостью Храмовая гора - единственное, по иудаизму,
место на земле, считающееся святым. Здесь стоял Иерусалимский Храм. Большего
осквернения, чем явиться туда со свиной головой, и не придумаешь Обвинение
не просто шито белыми нитками - над ним корпели безграмотные люди. Жаль,
что в Израиле нет суда присяжных. Если дело дойдет до стадии суда, чего,
надеюсь, не случится, убедить наших судей будет куда сложнее, чем крестьян
Бело-церковского уезда.
Таня
Во всей этой судебной чехарде особняком стоит случай Татьяны Соскиной.
Если Фейглин, Эскин или Пакович ставят перед собой конкретные политические
цели, знают к чему стремятся и сознательно идут на риск, Соскина производит
впечатление совершенно иное. Она довольно плохо разбирается в политике,
не может толком объяснить нынешний расклад в кнессете и даже не знает по
именам всех министров правительства. Протест Соскиной носит скорее личный,
а не политический характер. В самом деле, что может быть общего между выпускницей
художественной академии "Бецалель", где даже Шимон Перес считается слишком
правым, и активистами запрещенной, действующей подпольно партии "Ках"?
С., бывшая сокурсница Татьяны, говорит: "У нее просто обострено чувство
справедливости. Здесь дело не в политике. Таня чувствовала острее, чем
все мы ту ложь, которая выдается за правду вот уже четыре года. Ее оружие
- кисть и краски. Пророк Мухаммед в образе свиньи - это ведь чисто эмоциональный
протест".
Очевидцы ареста Соскиной в Хевроне говорят, что она и не пыталась убежать.
Житель квартала "Авраам Авину" Шмулевич: "Соскиной ничего не стоило скрыться
от полиции. Достаточно было просто зайти в переулок, и никто не стал бы
ее преследовать. Это был, вне всякого сомнения, сознательный шаг с ее стороны".
Скорее всего она была готова и к тому, что на языке наших юристов именуется
"умеренным физическим воздействием". Другими словами - к пыточному следствию.
Содержание летом в камере с включенным на обогрев кондиционером - и наоборот,
холодное подземелье на Русском подворье. Не считая грубости следователей,
угроз и унижений со стороны тюремного персонала.
Точно так же и ее второй арест. Соскина нарушила условия домашнего заключения
демонстративно и все время до суда, почти полгода, провела в тюрьме. То
есть фактически сама вынесла себе приговор. Если бы судьи ее оправдали,
им пришлось бы признать эти полгода в строжайших условиях напрасными и
попросить прощения. А этого у нас не любят. То есть приговор будет достаточно
строгим. Сейчас, когда пишутся эти строки, он еще не обнародован, но можно
быть уверенными: шесть месяцев предварительного заключения будут помножены
судьей либо на два, либо на четыре.
Скоро статус Татьяны в женской тюрьме Неве-Тирца будет приравнен к статусу
остальных заключенных. Условия содержания вряд ли улучшатся. Скорее всего,
она останется в том же одиночном карцере, который стал ее домом в последние
месяцы. Это комната 2х3 метра. У стены - нары. Отверстие в полу служит
туалетом. Из другого отверстия в потолке раз в сутки капает вода - душ.
Прогулка по бетону в маленьком тюремном дворике - один час в сутки. Остальное
время - взаперти. Разговор по телефону засчитывается в счет времени прогулки,
поэтому говорить с друзьями - отнимать у себя минуты на свежем воздухе.
Совсем недавно Татьяна добилась разрешения говорить по телефону по-русски.
До этого она не могла общаться с родителями, проживающими в Свердловске
и иврита, разумеется, не знающими. Но на свиданиях можно разговаривать
только на иврите. Я не получил разрешения у тюремных властей на интервью
с Татьяной, поэтому не стану цитировать нашу беседу. В противном случае
ее могут лишить свиданий, телефонных разговоров, душа или чего-то еще,
так ценимого в тюрьме. Но один эпизод этого посещения приведу. Он хорошо
воссоздает атмосферу в Неве-Тирца.
Оказалось, не всем посетителям можно проносить в тюрьму сумки. Некоторые
- те, кто навевал воров и террористов, - заходили с целыми мешками. Мне
же велели оставить дипломат и пелефон снаружи. То есть практически на улице.
Тюремщица предупредила меня, что никакой ответственности никто за эти вещи
не несет. Пришлось согласиться. Два часа я просидел в комнате свиданий,
ожидая Татьяну. Видимо, условия свиданий с политическими отличаются от
обычных: я ждал, пока все прочие уйдут. Наконец ее привели. Разговаривать
разрешили только на иврите. В конце свидания я спросил у сидевшей все время
рядом с Татьяной тюремщицы, можно ли передать ей книгу и газеты. "Конечно,
можно", - ответила она. На выходе я отыскал дипломат, который, к счастью,
никто не унес, и из рук в руки передал тюремщице книгу Бориса Виана и пачку
газет. Та сказала, что передаст все немедленно. Через неделю спрашиваю
по телефону у Татьяны, как книга? "Какая книга? Мне ничего не передали!"
Из такого вранья, таких мелких пакостей состоит вся жизнь в тюрьме. "Где-нибудь
на остановке конечной скажем спасибо и этой судьбе. Но из грехов нашей
Родины вечной не сотворить бы кумира себе".
* * *
В статье "Либеральный тоталитаризм" ("Время", 4.12.97) я писал о том,
что единственная надежда на коренные изменения и израильском обществе связана
с новыми репатриантами. Люди, которым мора Ахува не вбила в голову местные
пропагандистские штампы, люди, которых сержант Гади не отучил за три года
творчески мыслить, которых балабайт Рафи не приучил быть всегда и во всем
"рош катан", - эти люди сейчас действительно стоят в авангарде борьбы.
Репатрианты из России Таня Соскина и Авигдор Эскин, репатриант из Югославии
Демьян Пакович, репатриант из Австралии Моше Фейглин, репатриант из Канады
Барри Хамиш -все они слишком "не вписываются" в нынешнюю израильскую действительность.
Кажутся лишними, изгоями, находящимися "за скобками" пресловутого "консенсуса".
Как и в России 18-го века, все реформаторы либо приехали в зрелом возрасте
из-за границы, либо жили там долгое время. Адир Зик, журналист "Аруц-7",
прямо говорит: "Если бы я не прожил пять с половиной лет, в разгаре своей
молодости, в США, я наверняка был бы другим".
Сейчас многие отбывают сроки по абсурдным обвинениям, другие находятся
под следствием, третьи - под негласным надзором. Пожелаем им мужества и
надежды! Изменения не происходят в одночасье. Но они неизбежны. Мужества
и надежды. Им и нам.