Поддержав 29 ноября 1947 года решение ООН о разделе Эрец Исраэль, а затем и согласившись на поставки оружия только что провозглашенному еврейскому государству, Советский Союз способствовал тем самым созданию сионистского Израиля. На первый взгляд, этот факт кажется неразрешимой загадкой, учитывая антисемитизм кремлевских вождей и традиционную идеологическую враждебность советского режима к любым проявлениям сионизма внутри соцлагерных границ (интенсивная кампания по уничтожению иврита на территории РСФСР началась уже в 1919 году и велась силами Евсекции ВКП(б) по прямому указанию Наркома по делам национальностей И. В. Сталина).

В действительности, никакой загадки тут нет; напротив, упомянутые решения прекрасно вписываются в логику сталинской политики в отношении сионистов Эрец Исраэль. Напомним вкратце основные вехи процесса, приведшего к судьбоносному ноябрьскому голосованию 1947 года.

Естественным побуждением советского МИДа была, конечно же, поддержка местных коммунистов. В 1919 году в Эрец Исраэль была создана первая коммунистическая (то есть антисионистская и полностью ориентированная на Москву) партия. Поначалу она именовалась Социалистической Партией Рабочих (ивритское сокращение - МАПАС), но уже три года спустя сменила название на Палестинская Коммунистическая. К тому времени ее антисионизм стал настолько воинствующим, что ивритскую аббревиатуру заменили на идишскую – ПАКАП (ведь иврит, в соответствии с приказом Сталина, был провозглашен языком эксплуататоров). В 1924 году партия вошла в Коминтерн, но ее влияние в Стране было практически нулевым: крайний антисионизм отвращал от ПАКАП евреев, а арабы в принципе не поддерживали никакую организацию, которая не выражала бы в той или иной форме устремления арабского национализма.

Не то чтобы в Москве возражали против арабского национализма – при условии, конечно, что он идет в комплекте с ориентацией на Кремль – ведь, согласно левым догмам, именно союз коммунистов с национально-освободительными движениями должен был одержать победу над мировым империализмом. Вообще говоря, левые сионистские партии Эрец Исраэль представляли собой идеальный пример такого союза: с одной стороны, они активно боролись за независимость против британского империализма, с другой – при любой возможности выражали симпатии идеям социализма вообще и СССР в частности. Однако на Ближнем Востоке эта логика входила в противоречие с другими очевидными геополитическими соображениями: арабы были существенно многочисленней, и противостояли Британской империи на неизмеримо большем пространстве, чем сионисты. Неудивительно, что Кремль сделал ставку именно на них.

За неимением иного варианта, роль моста между Москвой и арабскими националистами должна была сыграть ПАКАП. Этому мешало одно: в руководстве этой крошечной группировки почти не было арабов. В 1929 году в Кремле приняли решение об «арабизации» партии; соответствующий приказ передали одному из ее основателей Йосефу Бергеру-Барзилаю, вызванному в Москву на беседу с вождями Коминтерна. Поначалу Барзилай заартачился – его убедила только личная встреча со Сталиным. По его воспоминаниям, Сталин ясно сформулировал цели партии: «Задача коммунистов в том, чтобы ускорить падение Англии и подготовить захват власти».

Вдохновленный вождем, Барзилай вернулся в Эрец Исраэль и принялся интенсивно арабизировать ряды своего детища. К руководству партией были привлечены арабы. Следует заметить, что этот процесс происходил на фоне чудовищных по жестокости еврейских погромов, устроенных арабами в том же 1929 году. Заслушав отчет о погромах, Коминтерн квалифицировал их как «борьбу арабского народа против британского империализма и сионизма» и потребовал ускорить процесс арабизации ПАКАП. В 1932-ом Барзилая вернули в СССР для работы в аппарате Коминтерна, так что арабизация местного коммунизма завершилась без него, тремя годами позже, когда на роль Генсека ПАКАП прислали из Москвы отучившегося там яффского уроженца Радвана Эль-Хилу. Завершая разговор о Йосефе Бергере-Барзилае (урожденном Исааке Железнике), следует сказать, что в России его арабизаторские способности тоже не пригодились. Он был арестован сразу после убийства Кирова, осужден и вышел на свободу лишь 21 год спустя, в 1956 году.

Если считать ПАКАП безотказным рупором Кремля, то отношение последнего к сионизму исчерпывающе выражалось в резолюции VII съезда «палестинских коммунистов» (1931): «Сионизм есть выражение буржуазной эксплуатации и подавления, использующее угнетенное еврейское меньшинство Восточной Европы для защиты политики империализма. С этой целью сионизм заключил союз с британским империализмом посредством Декларации Бальфура и в обмен на признание [своей легитимности] британским империализмом превратился в инструмент, используемый империалистами для подавления национально-освободительного движения широких арабских масс».

Если уж носившие откровенно звериный характер погромы 1929 года были отнесены Москвой к разряду национально-освободительной борьбы, то «Большое арабское восстание» 1936-1939 годов и подавно заслужило официальной канонизации на алтаре Светлого-Будущего-Человечества . Нечего и говорить, что ПАКАП, к тому времени уже возглавляемая руководством с правильной «пятой графой», всемерно поддержала арабские беспорядки и даже приняла в них практическое участие. Казалось бы, эта открытая враждебность Кремля должна была окончательно определить его место – место заклятого врага – в глазах не только сионистов, но и всего еврейского населения ишува. Но тот, кто так полагает, как видно, вовсе незнаком с прославленным еврейским упрямством.

Подавляющее большинство евреев Эрец Исраэль продолжало питать симпатии к Советской России – особенно, те, кто, родившись там, успели надышаться воздухом двух предреволюционных десятилетий. В 20-е годы эти симпатии полнее всего выражало движение «Рабочие батальоны», созданное на базе организаций «а-Халуц» и «а-Шомер» Ицхаком Саде и соратниками Йосефа Трумпельдора, а также Исраэлем Шохатом и его женой Маней Шохат, чья девичья фамилия Вильбушевич в свое время прогремела на всю Россию (Мария Вильбушевич была агентом охранки и главой Еврейской Независимой рабочей партии, созданной по инициативе начальника Московского Охранного отделения С. В. Зубатова).

Вершиной этого чувства единения с республикой рабочих и крестьян стало возвращение в Советскую Россию группы активистов во главе с одним из руководителей «Батальонов» Менахемом Элькиндом. Получив участок земли в Крыму, «возвращенцы» создали там кибуц, получивший название на языке эсперанто (дабы заранее исключить любой намек на любое проявление национализма): Войо Нова (Новая дорога). Сейчас это, понятное дело, никакой не кибуц, а обычное во всех отношениях село Листовое, Сакского района. Сам же Менахем (Мендл) Элькинд закопан намного северней, в одной из ям, куда московские чекисты сбрасывали трупы казненных (расстрелян в 1938 году).

Вместе с «Рабочими батальонами» (а также после их расформирования в 1929 году) в том же духе действовали левые фланги партий «Ахдут а-Авода» и «Поалей Цион», а также крайне левое движение «а-Шомер а-Цаир», составившие впоследствии костяк «Объединенной Рабочей партии» (МАПАМ), существующей до сих пор в рамках левацкого блока МЕРЕЦ. Девизом всех этих групп была, согласно их же формулировке, «ориентация на силы будущего», но при этом (единственное, но важное отличие от ПАКАП) декларировалась еще и верность идеалам сионизма.

Увы, проявления самозваной дружбы идеологически близких партий из Эрец Исраэль встречали в Москве крайне холодный прием (вполне, впрочем, понятный ввиду вышеописанной стратегии Кремля). Что никак не влияло на уровень энергии, с которым сионисты Эрец Исраэль продолжали искать контакта со своей бывшей родиной-мачехой. Причем, это касалось не только левых авантюристов типа Мани Вильбушевич, но и таких серьезных деятелей, как Давид Бен-Гурион и Хаим Вейцман. Последний в 1922 году переслал Ленину письмо с предложением встретиться на предстоящем конгрессе в Лозанне, где предполагалось присутствие вождя революции. Но поездка, как и встреча, не состоялась по известным причинам.

Следующую попытку предпринял Бен-Гурион, посетивший с этой целью Москву в августе 1923 года (вместе с делегацией земледельцев ишува на сельскохозяйственной выставке). Он пробыл в России целых три месяца, так что на недостаток времени для налаживания контактов жаловаться не приходилось. Увы, единственным «урожаем» этой поездки стало воодушевление, коим преисполнился тогдашний Генсек Гистадрута при виде умело продемонстрированных гостям «великих советских достижений».

Первые темные пятна на этом розовом облаке всеобщего обожания появились лишь после подписания Пакта Молотова-Риббентропа и начала войны в Европе. Но здесь следует сказать и несколько слов оправдания по поводу слепоты большинства сионистов Эрец Исраэль. Да, они не разглядели чудовищной сути сталинизма – но нельзя забывать и об общей атмосфере того времени, о точно такой же слепоте, поразившей не только сугубо левые организации (которые можно было бы заподозрить в сознательной лжи и соучастии в преступлениях советского режима), но и безусловно честные либеральные круги Европы и Америки. В конце концов, Хаим Вейцман и Давид Бен-Гурион считали себя частью международного либерального демократического сообщества, смотрели на мир его глазами – глазами, видящими в СССР «завтрашний день», надежду на торжество исторической справедливости.

Да, левые партии ишува ошибались в своих оценках – но ошибки европейских леваков были куда серьезней – и речь тут идет отнюдь не только о панегириках, которые пели кровавому кремлевскому вурдалаку ведущие европейские писатели-гуманисты. Итальянские и немецкие социалисты составили костяк партий Муссолини и Гитлера; левые партии Франции, Бельгии и Голландии в краткий период союза между Сталиным и Гитлером открыто содействовали последнему по указанию первого; в коллаборационистском правительстве Виши заседали французские социалисты. Стоит ли после этих (и многих других) примеров осуждать левых сионистов за наивные попытки протянуть руку дружбы дьяволу? Да, в кибуцных столовых висели портреты Сталина, но кибуцники, по крайней мере, не сотрудничали с гестапо…

Впрочем, тени на розовом облаке бесследно рассеялись сразу после вступления СССР в войну – на сей раз, на правильной стороне, против нацистов. К прежним идеологическим симпатиям добавилась естественная благодарность к союзнику, на чьих плечах лежало теперь основное бремя противостояния фашистской чуме. Но изменения произошли не только на одной стороне: советская политика в отношении сионистов также претерпела ряд важных, хотя и чисто тактических трансформаций.

Во-первых, сменилась главная задача текущего момента: борьбу с мировым империализмом пришлось отложить до лучших времен. Теперь во главу угла вынужденно встал вопрос выживания, борьба не на жизнь, а на смерть, победа или погибель. В этой борьбе, фронт которой проходил через весь мир, арабы находились на стороне Гитлера. Иерусалимский муфтий Хадж-Амин эль-Хусейни на встрече с фюрером обещал ему практическую помощь мусульманского мира и сдержал свое слово, приняв активное участие в создании исламской дивизии Ваффен СС «Ханджар». Арабские националисты Египта, Ирака, Ливана и Сирии не скрывали своей прогерманской ориентации. Но это предательство довоенных союзников советская дипломатия еще могла бы стерпеть. Не беда: в мире, который установится после победы, арабы мгновенно поменяют друзей.

Главная неприятность заключалась в том, что, потеряв в первые месяцы войны бо́льшую часть армии и военно-промышленного потенциала, Советский Союз был обречен без срочной помощи союзников, вернее – Соединенных Штатов Америки. И для мобилизации этой помощи столь же срочно требовалось создание мощного просоветского лобби внутри США. Тут-то Сталин и вспомнил о постоянно протянутой в его сторону сионистской «руке дружбы» - руке, которую до этого в лучшем случае не замечали, а в худшем – презрительно на нее плевали. В отчаянной ситуации лета 1941 года самым простым и даже напрашивающимся шагом было обращение к влиятельным американским сионистам.

Уже в августе 1941-го на митинге «представителей еврейского народа» Эренбург, Михоэлс и другие обратились к евреям всего мира с просьбой о помощи. Призыв получил немедленный отклик и в США, где при участии Эйнштейна был тут же создан «Еврейский совет для помощи России», и в Эрец Исраэль, где возник аналогичный комитет под названием «Лига V» (victory). В начале 1942 года начал работу Еврейский Антифашистский Комитет, который в течение всей войны служил промежуточным звеном между Кремлем и сионистским лобби в Америке. Усилия последнего по мобилизации и ускорению американских военно-промышленных и продовольственных поставок трудно переоценить.

Об этом должны бы сегодня вспомнить те, кто любит выставлять Сталина если не создателем Израиля, то спасителем сионистов в 1947-48 гг. Да, СССР действительно помог Израилю голосованием в ООН и чешским оружием – помог из чисто тактических соображений, речь о которых пойдет ниже. Но даже и без них можно рассматривать эту помощь как возврат долга: без американского лендлиза СССР, скорее всего, рухнул бы, а без упорного каждодневного лоббирования сионистов не было бы лендлиза – во всяком случае, не такими темпами и не в таком объеме. Сионисты спасли Сталина намного раньше, чем он помог им.

Помимо спасения России в 1941-1942 гг., работа сионистского лобби имела еще один побочный, но очень важный эффект: Кремль был весьма впечатлен результатами этой работы и надолго уверился в политической силе американских евреев и их влиянии на решения Вашингтона. Прямым следствием этого стали контакты сионистского руководства и советских дипломатов высокого ранга – причем, на сей раз, уже по инициативе последних. В октябре 1943 года замминистра иностранных дел, посол СССР в Лондоне Иван Майский нанес тайный визит в Эрец Исраэль. Помимо встреч с Давидом Бен-Гурионом (председатель Еврейского Агентства – теневого правительства еврейского ишува), Элиэзером Капланом (глава финансового отдела) и Голдой Меир (замещавшей Моше Шарета, который заведовал иностранными делами), посла провезли по молодым еврейским городам и сельскохозяйственным поселениям – видимо, Бен-Гурион решил, что теперь очередь впечатляться – за советским гостем.

Засим последовали осторожные высказывания советских вождей в пользу территориального решения еврейской проблемы. Сначала об этом сказал Сталин в беседе с председателем Комитета польских евреев Эмилем Зоммерштейном, затем слова вождя повторил Маленков, а в феврале 1945 года Сталин затронул этот вопрос на ялтинских переговорах с Рузвельтом и Черчиллем. В том же месяце советский представитель на Всемирном конгрессе профсоюзов в Лондоне заявил, что евреи имеют право на создание своего национального дома; в сентябре на учредительной конференции профсоюзного Интернационала в Париже ту же мысль проводил советский делегат Василий Кузнецов. Все это трудно было назвать случайностью: Кремль явно заигрывал с сионистами. Но заигрывал не более чем словами – реальные действия оставались прежними, довоенными, то есть ориентированными на поддержку арабов. В том же 1945 году на конгрессе ООН в Сан-Франциско советская делегация автоматически голосовала в пользу любого арабского требования.

Чем объяснялась эта двойственность, приведшая в итоге к результатам голосования 29 ноября 1947 года и к последующим поставкам оружия из Чехословакии? Тем, что к тому времени Сталин еще не вышел из режима Ялтинской и Потсдамской конференций – режима дележки мира, завоеванного тремя мощными хищниками. До возвращения СССР в прежний режим борьбы с загнивающим империализмом с его традиционной безоговорочной ориентацией на союз с «национально-освободительными движениями» оставалось еще некоторое время. Еще некоторое время – до поддержки любых племенных царьков, если они только выражают готовность стрелять в спину «белому колонизатору». Еще некоторое время – до спецлагерей для подготовки международных террористов. Еще некоторое время – до Кубы и Анголы, Индонезии и Вьетнама, до полного разрыва отношений с Израилем и горячих, на грани полового контакта, поцелуев Брежнев-Арафат.

Все это будет, но пока, в 1947 году, Сталин еще пребывает в режиме дележа. Ему мало Восточной Европы, он надеется получить в придачу вечную мечту российских правителей – проливы, прибить «щит на врата Цареграда». А для этого требуется поссорить между собой двух других партнеров по «Большой тройке» - США и Британию, которые как назло сговорились блокировать любое продвижение Советской России за уже оговоренные пределы. В этой большой игре Эрец Исраэль интересует его лишь в качестве камня преткновения, проблемного вопроса, площадки для столкновения Англии с Америкой и их обеих – с арабами.

Расчет при этом непрост, но вполне логичен. Британия – против программы раздела (которая открывает возможность для провозглашения независимого еврейского государства). Америке, в общем, безразлично – она просто не хочет ссориться ни с союзником, ни с арабами, а потому хотела бы вовсе остаться в стороне. Но всесильное еврейское лобби, конечно же, заставит Трумэна проголосовать «за». Трумэн так и проголосует, зная, однако, что его голос ничего не изменит: у арабов вкупе с советским блоком все равно наберется больше. В итоге, с точки зрения американцев, будут сыты и волки-сионисты, и британско-арабские овцы целы. Но картина резко меняется, если советский блок нежданно-негаданно голосует вместе с Америкой: в этом случае СССР и США выступают единым фронтом против Британии! Таким образом Америка против своей воли оказывается втянутой в конфликт, причем, и против арабов, и против своего ближайшего союзника!

Эта стратегия Сталина увенчалась блестящим успехом. Анализируя ситуацию после голосования в ООН, ведущий политический обозреватель вашингтонской газеты Константин Браун писал 3 декабря: «Военные наблюдатели истолковывают радостную готовность Советского Союза присоединиться к США в программе создания еврейского государства как свидетельство успеха изощренного плана русских поссорить Америку с арабами. СССР не нуждается ни в военно-воздушных базах на Ближнем Востоке, ни в ближневосточной нефти. Зато раздор между американцами и арабами стал для Советов впечатляющей стратегической победой».

Нельзя сказать, что окончательное решение было принято задолго до 29 ноября. Так, еще в марте 1946 года на московской встрече министров иностранных дел стран-победителей англичанин Эрнст Бевин получил от русских недвусмысленное предложение: СССР поддерживает интересы Британии в Эрец Исраэль и в Египте, а взамен получает от нее обещание не допускать в район американцев. А когда Бевин и премьер-министр Британии Клемент Эттли отвергли заманчивый подарок, Сталин, следуя той же тактике, к которой он прибегал перед Второй мировой войной, обратился к американцам. При этом он рассчитывал на важный козырь: продолжение политической поддержки, которую оказывало ему во время войны сионистское лобби Америки.

Ясно, что этот шаг не мог понравиться арабам. Однако, по мнению Сталина, они полной мерой заслужили этот щелчок по носу – и предпочтением, которое оказывали французам и англичанами, и союзом с нацистами, и послевоенной несговорчивостью. Довоенные расчеты на арабские компартии (а позднее – на арабские профсоюзы) провалились, поэтому советской дипломатии волей-неволей пришлось смириться со сменой партнеров: теперь нужно было договариваться не с арабскими выпускниками московских вузов, а с шейхами, диктаторами и бедуинскими королями. В этой ситуации, демонстративное сближение Советов с сионистами должно было показать арабским властителям, что поддержка советского блока – отнюдь не автоматическое благо, которое пребывает в их жилетном кармашке на веки вечные. Хотите союза – заслужите его.

Бен-Гурион понимал эту логику с самого начала: возвращаясь из Москвы в 1923 году он набросал в своем блокноте тезисы, ставшие впоследствии основой сионистской тактики в отношениях с Кремлем: «Немедленно изменить политику в отношении Советской России, прекратить всякие нападки на ее правительство, покончить с любым очернением…» Сразу после войны в Москву приехал посланник Бен-Гуриона Яаков Клейнбаум, брат одного из высших командиров Хаганы, крайне левого сиониста (и, по некоторым источникам, агента советской разведки) Моше Снэ. Он провел ряд бесед с советскими руководителями, щедро раздавая авансы и клятвы в пролетарской верности. Вернувшись, Клейнбаум доложил Бен-Гуриону и Моше Шарету, что русских особенно интересовала степень влияния сионистов Эрец Исраэль на американские профсоюзы. Ясно, что Еврейское Агентство делало все, чтобы поддерживать этот драгоценный интерес на максимально высоком уровне.

Помимо всего прочего, наличие в советской зоне оккупации большого количества уцелевших евреев и помогающих им посланцев организаций ЛЕХИ и «а-Шомер а-Цаир» создавало благоприятную почву для общения советских офицеров и чиновников с левыми сионистскими активистами. У многих русских возникало устойчивое впечатление (временами очень близкое к истине), что перед ними – «свои люди», надежные проводники советского влияния на Ближнем Востоке, только и мечтающие о том, как бы установить еще одну советскую республику со столицей в Тель-Авиве. Это создавало общий благоприятный фон, опосредовано влиявший на атмосферу отношений между советскими дипломатами и их сионистскими партнерами по переговорам.

В отличие от евреев Эрец Исраэль, арабские лидеры не затрудняли себя попытками понять мотивы русской дипломатии – за что, в конечном, счете, и поплатились. Сирийский коммунист Халед Бахдаш в своих воспоминаниях напрямую обвиняет арабских политиков в том, что произошло в ООН 29 ноября 1947 года. «Арабские лидеры, - пишет Бахдаш, - не только воздерживались от того, чтобы давать русским какие-то обещания, но даже избегали контактов с советскими представителями». Поразительно, что при таком наплевательском отношении советский МИД продолжал упорно искать контактов с арабскими вождями, заигрывая даже с такой одиозной личностью как Хадж-Амин эль-Хусейни. Не исключено, что это добровольное самоунижение не только не помогало делу, но, напротив, лишь усугубляло арабское презрение – в полном соответствии с восточной ментальностью.

Тем не менее, невзирая на все вышеперечисленные доводы, которые, казалось бы, должны были уверенно склонить чашу весов в пользу сионистов, Сталин сомневался до последнего. Параллельно с дружескими официальными контактами с делегацией еврейского ишува, дипломаты советского блока предпринимали непрерывные закулисные попытки договориться с арабами. Одна из таких попыток была предпринята польской делегацией, которая 2 октября, то есть меньше чем за два месяца до судьбоносного голосования, предложила арабам обсудить договор о взаимной поддержке между советским блоком и блоком арабских стран.

Арабы попросили время на раздумье и после долгих обсуждений согласились с мнением саудовского представителя принца Фейсала, который не хотел заключать договор с коммунистами за спиной США. Фейсал полагал, что планы Америки и Британии намного ближе к подлинным арабским интересам, чем намерения Кремля. Поэтому он предложил прежде всего поставить американцев перед дилеммой: либо они обещают арабам свою безоговорочную поддержку, либо те заключают союз с Советами.

Ответом Америки было оскорбленное молчание: американцы совершенно справедливо сочли подобную постановку вопроса недопустимым шантажом. Время шло, а ситуация, вместо того чтобы проясняться, все больше запутывалась. В этом соревновании любителей порыбачить в мутной воде с носом остались все заядлые рыболовы, кроме русских, выудивших-таки своего пескаря. Но главная ирония момента заключается в том, что настоящая добыча, сравнимая разве что с гигантским карпом, досталась участнику, до которого и дела-то никому не было, которого все остальные воспринимали не иначе как малозначимую пешку в большой шахматной игре. Арабы рвали на голове волосы, британцы молча негодовали, американцы смущенно вздыхали, русские радовались своему пескарю, а еврейские сионисты скромно разделывали огромную рыбину, дабы приготовить гефилте-фиш на всю Страну.

«Главным мотивом СССР поддержать резолюцию, которая предоставила международную легитимацию для создания еврейского государства, - резюмирует в своей монографии современный исследователь Одед Эран, - была надежда Сталина на то, что это приведет к расшатыванию позиций Британской империи в регионе. В Советском Союзе полагали, что следствием решения ООН станет серия арабских национально-освободительных революций, которые окончательно сломят систему западного господства на Ближнем Востоке и создадут условия для дальнейшего распространения советского влияния».

Сказав «А», нужно было говорить и «Б» - за голосованием 29 ноября 1947 года последовало признание Израиля странами советского блока и поставки оружия из Чехословакии (март 1948-го), пришедшиеся весьма кстати ввиду начавшейся Войны за независимость. Вряд ли Москва (как и другие внешние наблюдатели) верила в то, что евреям удастся выжить под напором многократно превосходящих арабских сил. Но избранная стратегия требовала некоторое время поддерживать огонь в очаге конфликта – не слишком надолго, но вполне достаточно, чтобы раздуть запланированный региональный пожар. Для такой святой цели не жаль было ни винтовок «маузер», ни пулеметов, ни даже десятка-другого чешских «мессершмиттов»… Впрочем, за подарок это тоже не могло сойти: сионисты оплатили товар полновесными американскими долларами.

Но подготовка к намеченному Сталиным повороту уже шла полными темпами. 12 января был убит Соломон Михоэлс – пока еще тайно, с инсценировкой автокатастрофы. До ареста членов Еврейского Антифашистского Комитета (декабрь 1948-го) оставалось всего несколько месяцев…

(по материалам статьи д-ра Ури Мильштейна на сайте News1 http://www.news1.co.il/Archive/002-D-104013-00.html)

http://alekstarn.livejournal.com/120314.html

см.также
http://maof.rjews.net/history/18-history/24606-2010-01-11-09-50-31