"Наконец-то, есть у нас устойчивый мир с арабской страной и мы рушим все", - говорит Майя и бросает газету.
"Тихо, я пытаюсь сосредоточиться".
"Что ты делаешь?"
"Пытаюсь написать вступительную часть к церемонии дня памяти убийства Рабина, - отвечаю я.
Майя почтительно наклоняет прическу-каре и погружается на секунду в раздумие. Немедленно после этого она смотрит на меня с вызовом.
"Из-за ваших глупостей мир с Иорданией разваливается".
"Сабаба (замечательно – по-арабски)", - отвечаю я, - "ты знаешь рифму к слову зоhерет (сияет)?"
"Нохерет (храпит)", - отвечает она.
"Как это связано?"
"Связано с чем?"
"Ладно, дай мне работать".
"Конечно, тебя это не касается", - не уступает она и взрывается мелодрамой, сопровождающейся чрезмерными взмахами руками. "Какое тебе дело до общественного мнения в стране, граничащей с твоей верандой? Глупости! Вернемся назад в дни тьмы и войн на всех фронтах. Главное, чтобы ты смогла создать в твоем поселении еще один поселенческий квартал с лужайкой и яблонями".
"Меня, в самом деле, не интересует общественное мнение в Иордании", - отвечаю я, глаза все еще на клавиатуре, - "15 лет прошло с подписания договора с Иорданией, и это никогда не было по-настоящему миром. Отношения, которые могут рухнуть в любое мгновение. – это не мир".
"Наоборот", - говорит Майя, - "всего 15 лет, а мы уже топчим то небольшое доверие, которые было создано с большим трудом".
"Хорошо", - сдаюсь я, - "давай поговорим об Иордании. Рабин подождет. Чего ты хочешь от меня сейчас?"
"Я хочу мира с Иорданией!" – говорит она.
"Почему?"
"Потому что я хочу съездить в Петру!"
15 лет назад, наверняка, вы слышали, Израиль подписал мирный договор с Иорданией. Иорданцы получили процветающую туристическую отрасль, перворазрядное сотрудничество в области разведки и 50 миллионов кубометров воды в год. Израильтяне получили церемонию в Араве и налог на засуху.
"Мы не такие большие праведники", - подчеркивает Майя. – "Ты ведь не ожидаешь, что арабская страна будет чувствовать себя уютно по отношению к тому, что мы сделали палестинцам во время операции Литой свинец".
"Ожидаю", - отвечаю я. = Конечно, после того, как они сами резали палестинцев каждый раз, когда те пытались начать маленькую интифаду".
"Дорогая", - упрямится она, - "Ицхак Рабин заранее сказал о мире с Иорданией: мир заключают с врагом".
"Перес сказал это", - исправляю я ее, - "он сказал это о палестинцах".
"Вау, не Рабин?"
"Не Рабин. Кстати, о Рабине", пытаюсь я, - тебе не помешаешь, если я продолжу писать"?.
"Я помогу тебе", - мобилизуется Майя в пользу лагеря мира, - "зачитай мне, что ты написала до сих пор".
"Оставь, это еще сыро".
"Ну, чего ты стесняешься?" – упрямится Майя. – "Зачитай. Интересно мне, что есть у "досит" как ты сказать о Рабине".
"Уверена?"
"Уверена"
"Ладно, но это только начало и…"
"Читай уже!" "Сабаба. Только знай, что это еще не…"
"Сегодня!"
"Ладно, вот:
Рака, ануга, шаврира. Колех неhи тамрурим, колех бехи ве-шир; адаин кан, бейнейну. Рахель. Имену."
* * *
Орли говорит, что убийство Рабина, - произошедшее, по большой иронии, именно когда популярность покойного премьер-министра упала до уровня, с которым может соревноваться только Эхуд Ольмерт, - придало новое дыхание левым и песням депрессии Авива Гефена.
"А праматерь Рахель", - нервничаю я. "Извини меня за невежество, но как это, что еще год-два назад я не слышала о дне ее смерти? По правде говоря, даже после почти десяти лет нашего знакомства, я еще не знаю точную дату смерти Леи, а также Зилпы или как звали вторую, но я полагаю, что один из дней памяти совпадает с днем убийства Арлозорова, пока не будет доказано иначе".
"С тех пор, как день памяти презренного убийства стал днем усиления левых и обвинения правых, был вынужден лагерь пропеллеров придать иное содержание святому дню", - объясняет мне "досит". Повезло им, что это выпало на день смерти Рахели, а не Клеопатры.
"Ты уверена, что вы не выдумали это? Как это, что мы не слышали об этом раньше?"
Как всегда, - объясняет мне поселенка, - правый лагерь не умеет рекламировать свои идейные ценности и он существенно отстает от лагеря мира. В то время, как левые создают каждый год заголовки вокруг дня Рабина, правый лагерь не публикует ничего нового в отношении смерти праматери Рахель.
В самом деле, еще не встал серьезный исследователь, который опубликует новый подробный отчет о торжествах в доме Эсава по поводу траура в доме Яакова; и в этом году никто не нашел нужным опубликовать тяжелые выражения, которые написала в свое время покойная Босмат против Биньямина-сына. Если вы хотите узнать о замечательном образе праматери, то вам придется приехать на одну из церемоний в государственно-религиозных школах в день Рабина. Полные подробности в листках недельной главы через 5 недель. Подготовьте платочки.
"Ну, скажи уже, что мы убили его. Выскажи это", - шипит Орли.
"Я никогда не говорю, что вы убили", – клянусь я ей, - "но что это за праматерь Рахель вдруг?"
"Что ты хочешь, чтобы мы делали?" – спрашивает Орли, – "пели песню мира?"
"Я не понимаю, как тебе не стыдно, - не уступаю я.- "Вам мало, что вы убили его, вы еще игнорируете день его памяти и посвящаете почти весь день праматери Рахели?"
"Что ты хочешь? Она умерла раньше".
* * *
Майя уже была в Петре, но она тоскует. На этот раз она хочет ехать с подходящей приятельницей. Со мной, например".
"Я не еду в Петру", – проясняю я ей.
"Почему?" – умоляет она. – "Не бойся. Не сделают тебе ничего, ты выглядишь, как аборигены".
"Я не боюсь, я просто не собираюсь давать заработок нескольким ненавистникам Израиля с другого берега реки. Свои деньги я потрачу в цимерах на севере Израиля".
"Ты собираешься спеть мне а-Тикву сейчас, верно?"
"Возможно".
В Иорданию она съездила 3 года назад, сопровождаемая бывшим религиозным ("датлаш"), который присоединился к лагерб мира с арабами. Они выглядели идеальной парой – она пачкает, он чистит, она нервирует, он извиняется. Но его несчастное харедимное прошлое все испортило. Майя сказала ему, что строение при входе напоминает ей римский амфитеатр в Вероне, а "датлаш" не знал, что не по-настоящему случилось в Вероне.
"Что, в сущности, не в самом деле случилось в Вероне?" – спрашиваю я Майю.
"История Ромео и Джульетты", - говорит она.
"И ты бросила парня, потому что он не знал, что сюжет Ромео и Джульетты – в Вероне?"
"Нет", - злится Майя, - "я бросила его потому что, когда я сказала ему, что там произошла история Ромео и Джульетты, он спросил "Кто?" И когда я объяснила ему, что это самые известные образы из пьесы Шекспира, он сказал: "Не рассказывай мне концовку, я хочу посмотреть фильм".
"Так сейчас ты хочешь меня в Петре в роли Ромео"
"Нет, я думаю, что поощрение израильского туризма в Иорданию – это исполнение завещания Рабина".
"Ты можешь говорить о чем-то без Рабина?" – спрашиваю я. Майя молчит.
Она продолжала ту поездку в компании другой блондинки, они крутились по Петре и Амману."
"Мы были единственными женщинами в кафе", - говорит она, - "но это никого не взволновало. Они уже привыкли, что западные женщины сумашедшие".
"Что вы делали?" – спрашиваю я.
"Пили кофе".
"Взбалмошные".
* * *
Хорошо. Я признаю. Не все начинается и кончается убийством Рабина. И верно, невозможно каждый год заново открывать дело на всех правых религиозных. В тому же, в то время, как мы занимаемся всем сектором, мучимым раскаянием, мы теряем из виду еще нескольких преступников, угрожающих будущему наших детей. Студии Уолта Диснея, например.
На этой неделе было опубликовано новое исследование, что кассеты для детей из серии "Бэби Эйнштейн" вредят детям больше, чем приносят пользы. Эти капиталисты продали миллионы кассет миллионам бедных наивных родителей, которые верили, что их ребенок посмотрит кассету и станет Эйнштейном. Такой скандальной истории не было со времен похищения йеменских детей.
"Хорошо, что ты не затягиваешься этим", - замечает религиозная.
"Не говори мне, что это не возмущает", - отвечаю я.
"Конечно, возмущает", - отвечает Орли. – "Возмущает, родителям-идиотам приходит в голову подать в суд на компанию только потому, что они достаточно глупые, чтобы поверить, что посмотрев, как Зомби, музыкальную кассету, можно улучшить интеллигентность их детей. Это как сигаретами".
"Это, в самом деле, плохо для детей", - замечаю я.
"Иски против производителей сигарет", - подчеркивает Орли, - "Вместо того, чтобы люди взяли на себя ответственность за то, что они делают, они подают иски".
"О чем ты говоришь. Производители сигарет – самые большие подлецы в мире. Я бы расстреляла их".
"Как тебе не стыдно говорить такое, да еще в день памяти Рабина!"
("Макор ришон" 30.10.09)
Перевел Яков Халфин
МАОФ