Если раньше я, принимавший участие в израильских войнах, всегда говорил своим детям и ученикам, что надо не только служить в
израильской армии, но и быть там в числе первых, то теперь готов сделать все для того, чтобы они туда не пошли и вообще держались
подальше от любых государственных структур. Страной управляют диктаторы. Сегодня они послали солдат с дубинками против нас, завтра –
против кого-то другого, кто будет им мешать. Мы живем по закону джунглей, и будущее представляется мне теперь в черном свете. Опубликовано на http://shraiman.livejournal.com/
Прокручивая в памяти августовские события 2005-го года, все отчетливее понимаю, что разрушали не только дома, но и судьбу этих людей.
В кадрах телехроники тех дней постоянно присутствуют дети. Очень много плачущих детей. Чем больше думаешь об этом, тем больше
возникает вопросов. Например, как страна, отмеченная особенной любовью к детям, допустила их участие в столь драматических событиях?
Если размежевание было неизбежно, то в первую очередь нужно было подумать о том, как исключить их из этой непростой ситуации. Этот
вопрос не дает мне покоя. И у меня нет на него ответа. Как и на многие другие. Теперь, когда главные события уже позади, самое время
задуматься над тем, а как живут эти люди теперь, пять месяцев спустя? И что происходит с их детьми?
С Хананом Нивом из
поселения Хинанит я пересеклась несколько лет назад, когда писала статью под названием «Горячие кавказские парни в Израиле». Вот уже
четвертый год Ханан является заместителем главы администрации регионального совета Самарии.
- Достоверно могу сказать что
60 процентов из тех, кого депортировали из поселений, сегодня находятся в очень плохом состоянии и никак не могут адаптироваться в
условиях временного жилья и отсутствия работы, - говорит Ханаан. – Если маленькие дети переносят все тяготы довольно легко, то о
подростках этого не скажешь. Некоторые из них начали принимать наркотики и конфликтовать с родителями, которым не могут простить
случившегося. Люди потеряли доверие к государству. Я встречался со многими семьями и слышал, как люди сетовали на то, что они
добровольно покинули поселения, надеясь, что теракты прекратятся, а теперь видят, что ничего не изменилось.
По данным
Совета поселений
Чтобы представить себе последствия событий, происходивших в августе, обратимся к данным, которые
фигурируют в отчетах Совета поселений:
1700 семей (около 10.000 человек) насильно выселены из своих домов;
300
ферм прекратили существование (из них только 20 успешно перенесены);
38 тел перезахоронено;
разрушено 30
синагог;
четыре дома были разрушены бульдозерами ВМЕСТЕ со всем содержимым; 24 контейнера с имуществом целых семей
попросту "исчезли"; ценные вещи (мебель и др.), находившиеся в контейнерах на армейских складах в Негеве, сильно повреждены;
850 семей живут в караванах, каравиллах и других временных постройках; 95 семей живут в палаточных городках; более 260 семей в
гостиницах; 108 семей в общежитиях различных школ и ешив; 200 семей въехали в съемные квартиры; 400 семей живут отдельно, в изоляции
от своих общин. Несмотря на многочисленные просьбы, жители Неве Дкалим были разбросаны по 13-ти населенным пунктам страны; 65
процентов изгнанных ДО СИХ ПОР живут там, где планировалось разместить их только во время ПЕРВОЙ недели после размежевания;
75 процентов бывших жителей Гуш-Катифа и Северной Самарии не имеют работы;
50 учеников выпали из системы обучения; 160
подростков входят в «группу риска», некоторые из них пристрастились к алкоголю и наркотикам, чего раньше среди детей Гуш-Катифа не
было;
45 процентов детей старше 7 лет испытывают проблемы с энурезом; среди взрослых поселенцев зарегистрировано около 20
инфарктов, несколько из них - со смертельным исходом; имели место несколько попыток самоубийства; четыре девушки в возрасте 16-19 лет
госпитализированы в психиатрические больницы; десяти подросткам поставлен диагноз "клиническая депрессия".
Пометив в
отчете последние два абзаца, я направила его для комментария в министерство здравоохранения – заведующему психиатрической службой
доктору Алексу Гриншпуну.
С точки зрения Минздрава
- Я начну немного издалека. - говорит доктор Алекс Гриншпун.
- Как показывают исследования, человек гораздо тяжелее воспринимает перемещение с места на место в ситуациях, когда это связано не со
стихийным бедствием, а происходит в результате действий других людей. Разумеется, речь идет не о болезни, а о душевной травме, с
которой ему гораздо легче справиться, если он оказался в непривычной обстановке в составе группы близких ему людей, где каждый
поддерживает друг друга и помогает адаптироваться в новых условиях. Факт, что бывшие жители Гуш-Катифа предпочитают поселиться на
новом месте в прежнем составе, подтверждает мой тезис.
- Как ваша служба готовилась к процессу размежевания?
-
В нашей психиатрической службе существует отдел, созданный с целью оказания помощи населению в чрезвычайных ситуациях. Мы понимали,
что главные проблемы начнут возникать примерно через месяц, когда люди, перейдя на новое место, столкнутся с проблемами
адаптационного периода. Наши предположения подтвердились. Временное жилье (гостиницы, каравилы, палатки), отсутствие работы, новые
школы для детей взамен привычных – все это не могло не отразиться на душевном состоянии бывших жителей поселений Гуш-Катифа и
Самарии. Мы открыли два центра – в больнице Барзилай в Ашкелоне и психиатрической больнице в Бежр-Шеве, куда люди могли бы обратиться
в случае экстренной помощи. Однако мы не исключали того, что, бывшие жители поселений, разочарованные государственными структурами,
возможно, и не захотят воспользоваться предложенной помощью. Опасения подтвердились: обращения были единичными, при том, что в
реальности в поддержке наших специалистов нуждались очень многие.
Примерно с ноября, когда для многих стало очевидным,
что перевод на постоянное место жительства становится неопределенным, положение усугубилось. Некоторые семьи начали распадаться, в
иных ухудшились отношения между старшим и младшим поколением. Как правило, это происходило в случаях, когда дети не были подготовлены
к переходу на новое место (им обещали, что не допустят размежевания): образ родителей-защитников в их сознании претерпел деформацию.
Учитывая, что речь идет о социальной группе, испытывающей после случившегося стойкую неприязнь к государственным структурам, мы
решили создать для бывших жителей поселений систему оказания помощи на базе добровольческих организаций. В Израиле существует
объединение под названием «Коалиция», в которую входят 48 таких организаций. Мы выбрали из них пять, которые наиболее подходят нам
для решения проблем бывших жителей Гуш-Катифа и Самарии.
- Что это за организации? В чем их специфика?
- В
выбранных нами добровольческих организациях («Магут», «Шаар ха-Негев», «Телем», «Машабим» и Иерусалимский центр по лечению душевных
травм) работают специалисты разного профиля, в том числе – психологи и социальные работники, которые оказывают помощь людям,
переживающим травмы вследствие перенесенных терактов, дорожных аварий, стихийных бедствий и других критических ситуаций. Министерство
финансов выделило на эти цели миллион шекелей, которые мы перевели вышеуказанным организациям. С начала января к ним за помощью
обратились уже 200 жителей бывших поселений.
- В чем заключается смысл оказываемой помощи?
- Речь идет о
людях, которые попали в трудную ситуацию, из которой не видят выхода. Они не знают, что с ними будет завтра. Специалисты помогают
таким людям взглянуть на происходящее по-новому, найти конструктивное решение и укрепить надежду на лучшее будущее. Проект рассчитан
на год. Но на самом деле, если в ближайшие три-четыре месяца проблемы людей, чье положение сегодня остается неопределенным (временное
жилье, отстутствие работы), то вряд ли они уже будут нуждаться в нашей помощи. Что же касается сегодняшнего дня, то мы отслеживаем
ситуацию, получая информацию о состоянии жителей бывших поселений из поликлиник и добровольческих организаций, куда те обращаются с
разными проблемами. Все получили от нас указание, что психотерапевтическое лечение для этой социальной группы производится
бесплатно.
- В отчете, который я направила вам по факсу, упоминаются случаи суицида и психических расстройств. Эти данные
совпадают с имеющимися у вас?
- Нам известно о двух случаях самосожжения, которые были предприняты в период размежевания и
двух случаях госпитализации среди взрослых – но там речь шла о людях, которые известны нашей службе и подвергались госпитализации в
психиатрические клиники и ранее. После размежевания мы столкнулись с двумя случаями госпитализации подростков, но я не могу
утверждать, что они имеют непосредственную связь с событиями, происходившими в августе.
- Ваши прогнозы на будущее?
- Нет сомнения, что люди, о которых идет речь, будут испытывать тяжелые ощущения по поводу пережитого еще на протяжении
довольно долгого времени. Но чем быстрее будут решаться их социальные проблемы, связанные с жильем и работой, тем с меньшими потерями
они выйдут из ситуации неопределенности. Со своей стороны я считаю, что надо оставить в стороне все, что касается идеологии. Прежде
всего мы должны помогать людям, испытывающим страдания – вне какого-либо идеологического контекста.
Простреленный флаг
Мы с фотокорреспондентом оказываемся в Иерусалиме на другой день после драматических событий в Амоне, где произошли
столкновения армии и полиции с бывшими жителями Гуш-Катифа. Среди них было немало постояльцев гостиницы «Шалом», куда мы сейчас как
раз и направляемся. Это бывшие жители поселения Неве-Дкалим, занимающие гостиничные номера уже в течение пяти месяцев.
-
Когда правительство планировало размежевание, оно приготовило для будущих арестантов 3 000 мест в тюрьмах, для раненых - 1500 коек в
больницах, приобрело для полицейских всего на одну ночь кроватей на миллион шекелей, и только для нас не приготовило нормального
жилья, - с горечью говорит Дикла Коэн, жена одного из раввинов поселения, Шимона Коэна. – Эти данные фигурируют в отчете
государственного контролера. А вот другой пример: несколько лет назад «зеленые» выступили против промыщленного разведения рыб в
Эйлате, утверждая, что это наносит экологический ущерб. В результате было принято решение о переносе бассейнов в другое место и
определен срок: осуществить это постепенно, в течение трех лет. Заметьте, там речь шла о рыбах. А здесь – о живых людях, которых в
течение нескольких дней выбросили из домов, предоставив временное жилье. Вы знаете, во сколько обходится государству за один только
месяц пребывание нашей семьи в этой гостинице, где занимаем четыре комнаты (в семье Коэн девять детей возраста от 4 до 20 лет)? 120
тысяч шекелей! Кроме нас в этой гостинице уже пятый месяц живут еще 14 семей. И за все это платите, между прочим, вы,
налогоплательщики.
Кто-то приводит в номер, где мы беседуем с Диклой 14-летнего нескладного худого подростка в вязаной
кипе и с перевязанной рукой: «Поговорите с ним. Дор был вчера в Амоне и его там ранили».
- Я поехал туда один – сначала на
автобусе, а потом добирался тремпом. По дороге встретил знакомых ребят, - рассказывает Дор. - Первую ночь мы провели в палатке, а
вторую провели в синагоге и почти не спали. Во время событий мы стояли на крыше, сцепив руки. Они пустили газ, мы стали задыхаться,
но рук не расцепили. Потом солдаты поднялись на крышу, пытались нас разнять, били палкой. У меня от этих ударов потом сильно опухла
рука. Когда нас спустили с крыши, я просил отдать мне тфилин, но слышал в ответ одни ругательства. Меня посадили в машину «скорой
помощи» и вместе с другими ранеными отправили в больницу «Шаарей Цедек». Там я был часа четыре, а потом за мной приехали родители.
- Зачем ты поехал в Амону?
- Я не хотел, чтобы то, что было в Гуш-Катифе, повторилось снова.
- Твои
родители знали о том, что ты собираешься в Амону?
- Да, я им об этом сказал, они ответили, что я поступаю правильно.
- А что родители говорят сейчас?
- Они говорят: «Хорошо, что ты там был. Ты - герой».
Мальчика уводят,
а я спрашиваю Диклу, готовили ли они с мужем детей к августовским событиям.
- Да, мы подолгу сидели, говорили с детьми и
не скрывали правды. Мы объясняли им, что есть вещи, которые от нас не зависят, но мы постараемся сделать все для того, чтобы не
допустить выселения нас из домой. Мы не сотрудничали с властями, мой муж и старший сын сидели в тюрьме. Мы не паковали вещей и
заперли дверь, которую солдатам пришлось ломать. Мы отказывались выходить из дома, и им пришлось тащить нас в автобусы силой. Я
хотела, чтобы дети это видели и запомнили. Мы сделали все, что могли.
- Как они ощущают себя теперь?
- Им очень
тяжело. Они каждое утро просыпаются с разговорами о новом доме и никак не могут привыкнуть к гостинице. Мы прожили в Неве-Дкалим 21
год, у нас был двухэтажный дом площадью 300 метров, который мы постоянно достраивали. И вот что от него осталось, - Дикла показывает
на фотографию, прикрепленную к зеркалу, где ее муж Шимон запечатлен на развалинах дома, и продолжает. - Старший сын, столько лет
мечтавший о том, как он пойдет служить в армию, заявил, что никогда не будет служить в армии, которая выкидывала нас из домов.
Младшие дети стали боятся людей в форме и считают их плохими. Я не знаю, сколько лет потребуется для того, чтобы залечить эти раны.
За пять месяцев в гостинице не было ни одного психолога, хотя все знают, что наши дети пережили душевную травму. Появилась как-то
социальная работница, просидела в лобби гостиницы месяц, но к ней никто не обращался. Я работаю здесь сутками на добровольных
началах, пытаюсь организовать для детей какие-то кружки. Государству мы не нужны и поэтому сами пытаемся вытащить себя из этой
ситуации. У нас не было ничего, кроме нескольких смен летней одежды. Куртки, обувь, тостер - все принесли добровольцы.
В
номер заходит 29-летний Цион Охаен, отец четверых детей. Его семья занимает в гостинице две комнаты. Он вспоминает, как недавно был
на севере и видел, как трехлетняя девочка стояла в дверях с палкой и всем говорила, что если придут солдаты, то она будет бить их,
чтобы не пустить в дом.
- Наши дети стали ненавидеть солдат и полицейских, а то, что случилось вчера, еще больше усилило
эту ненависть, - говорит Цион. – Я служил в армии, был десантником, ходил на резервистские сборы. Но теперь с этим покончено. Если
мои дети увидят меня в ненавистной им форме, они просто этого не поймут. Вся моя родня воевала за Израиль, иные сложили голову в
Войне Судного Дня. А что сделали с нами? Обещали, что в гостинице мы будем жить не больше десяти дней, а мы живем здесь уже пятый
месяц. Из Амоны возвращаются раненые дети. Я тоже был там.
- Почему вы не запретили детям идти в Амону?
- Мы
воспитывали их в таком духе, что Израиль – наша страна. Они впитали это с рождения и готовы отдать за нее жизнь. Я рад, что дети
пошли в Амону, хотя то, что там произошло, вызывает у меня чувство боли. У нас нет выбора, мы обязаны сделать все для того, чтобы это
остановить. Если кто-то пытается на твоих глазах совершить самоубийство, разве ты не будешь отговаривать его от этого шага? А тут
речь идет о целой стране. Как бы не развивались дальше события, спустя годы, когда дети вырастут, я смогу рассказать им, что пытался
спасти нашу страну от самоубийства.
Мы заходим в соседний номер, чтобы поговорить с раввином Шимоном Каэном. Всю ночь он
провел в больнице, беседуя с ранеными в Амоне детьми.
- Только психопаты могли лупить 12-летних детей дубинками по голове,
- говорит рав Коэн. – И теперь травма, которую мы пережили во время размежевания, еще больше усугубилась. Если раньше я, принимавший
участие в израильских войнах, всегда говорил своим детям и ученикам, что надо не только служить в израильской армии, но и быть там в
числе первых, то теперь готов сделать все для того, чтобы они туда не пошли и вообще держались подальше от любых государственных
структур. Страной управляют диктаторы. Сегодня они послали солдат с дубинками против нас, завтра – против кого-то другого, кто будет
им мешать. Мы живем по закону джунглей, и будущее представляется мне теперь в черном свете.
- Вы не пытались отговорить
детей от похода в Амону?
- Напротив, мы были за то, чтобы они пошли туда.
- Вы не думали о возможной опасности,
которой они могут там подвергнуться?
- Мы не думали, что столкнемся в Амоне с психопатами. У нас еще были иллюзии по
поводу того, что Израиль – нормальное государство. То, что я видел по телевизору, превратило меня во врага существующей системы. Я
не собираюсь в этом участвовать, и не хочу, чтобы в этом участвовали мои дети.
Напоследок Дикла Коэн показывает нам
семейную реликвию – половинку обугленного израильского флага, висевшего когда-то над ее домом в Неве-Дкалим.
- В этот
флаг угодила ракета Кассам, выпущенная палестинцами, - говорит Дикла. – В свете того, что происходит в Израиле сегодня, я смотрю на
обрывок нашего флага и воспринимаю его как своего рода символ.