Житель Офры Аркадий Муттер попал в отказники, уже находясь в Израиле. В 2005 году ЦАХАЛ позвал его в свои ряды, чтобы быстро, без помех, ликвидировать еврейские поселения в Гуш-Катиф. А он отказался и стал обитателем военной тюрьмы N4.- Такое впечатление, что вы не очень колебались.
- Я сразу понял, что итнаткут будет. Этим занимался Шарон, а он человек дела. Поселенцы все еще мечтали “вдруг все отменят”, а нам уже стали проходить повестки – 30 дней в милуим. Это логично: нас, пошлют на блок-посты или велят стеречь террористов. А тренированные профи будут вышвыривать из домов таких же “митнахалим”, как мы. Я сразу же отправил своим начальникам письмо, где говорилось, что задача ЦАХАЛ – защищать свой народ. Поэтому я летом выходить на службу отказываюсь, и прошу перенести мои сборы на октябрь.
- А они?
- Мне стали звонить секретарши-офицерки и запугивать. Я им про мораль, они мне про последствия моего отказа. Потом меня вызвали в военный суд. Он длился примерно 30 секунд. “Вы признаете свою вину?” – спросил подполковник. “Ни в коем случае”. “Тогда три недели тюрьмы”. Я поехал домой, а там меня уже дожидались телевизионщики. Очевидно, власти на моем примере хотели припугнуть остальных. Даже звонки “возмущенной общественности” в студию были организованы весьма оперативно. “Как вы относитесь к поступку мужа?” – спросили Марину люди с “10-го канала”. И услышали ее ответ: “Вы не представляете, насколько я им горжусь…” Это одна из тех минут, когда ты понимаешь, кто с тобой рядом, и для чего живешь…
- Ну а тюрьма?
- Признаться, накануне всю ночь не мог заснуть. Ведь я же бывший еврейский мальчик! Я и тюрьма – два несовместимых мира. Но меня ожидал сюрприз. Вместо татуированных братков меня радушно встретили адвокаты, бухгалтеры, знатоки Торы и учителя – очень солидные люди, не захотевшие участвовать в выселении. Мы устроили в свободном бараке синагогу, организовали миньян и уроки Торы для всех. С новым приятелем-юристом мы начали помогать русским олим, которых по недоразумению осудили за дезертирство. Они не смогли объяснить, что у них на иждивении старики, которых не с кем оставить. Ну, а чиновник редко думает, чаще пишет…
- Как к вам относилось тюремное начальство?
- Очень тепло. Все, от надзирателей до “кума”. Подходили, жали руку: “Парень, ты молодец…” Сначала я радовался, а потом стало досадно: почему сердце говорит шепотом, а сам еврей, как автомат, выполняет страшные приказы? Впрочем, так вели себя и многие на воле. Включая вождей поселенческого движения, водивших нас на бестолковые демонстрации в пустыню, что привело к напрасной трате сил.
- Ну, вы-то как думали, так и поступали…
- Спасибо но это мало утешает. С самого начала я предвидел, что почти никаких компенсаций и реальной помощи изгнанники не получат. Цель партийных олигархов не помочь этим людям, а втоптать их в грязь. Так и вышло. В Гуш-Катиф безработица была самая низкая в стране, а теперь в караванах “выселенцев” она зашкаливает. Почему с ними так жестоко? Да потому, что по своей вере, образованию, поступкам они – элита, соперники. А с такими не церемонятся…
- Мрачно.
- Да, но я оптимист. Недавно одноклассница из СНГ прислала восхищенное письмо о том, сколько ума и воли ее знакомые евреи вкладывают в воспитание своих детей. Теперь, наверно, нам нужно эти силы направить на строительство общества, где поступки людей не расходятся с тем, что у них на сердце…
"Живой журнал" ezrahovkin